Горм, сын Хёрдакнута

– «Страх охватил их, и они открыли ворота города, заключив мир с Эрманореко в обмен на сохранность их жизней, имущества, и клятву верности. Еще в одном городе, Ологито, поднялось восстание, и Эрманореко послал Корумо, чтоб тот его подавил. Корумо разрушил городские укрепления огненным оружием, и жители Ологито взмолились к нему о пощаде. Корумо согласился пощадить их, но приказал им немедленно выйти из города, имея с собою из всего необходимого только то, что автохтоны могли унести в руках. Жители Ологито вышли из города, неся в руках сокровища, изваяния богов, и драгоценные сосуды, ожидая, что варвары овладеют оставленным городом и разграбят его. Корумо же велел им бросить сокровища наземь и возвращаться в город к своим домам и ремеслам. Итак, даже не обнажив меча, он собрал неисчислимо богатую добычу, разделил ее между воинами, и, взяв с собою золотой венец, украшенный драгоценными камнями, – этот венец, ранее считавшийся утерянным, украшал алтарь гутанского бога Кернуно, – отправился в столицу. По прибытии он был восторженно принят народом и щедро награжден Птуо, внуком Мено, коего Эрманореко поставил епархом Толаборо. Маймуну Тролио же, разорившего гутанские святыни и обрекшего смерти многих почитаемых гутанами отшельников, – из тех, что наблюдает небесные светила, и из тех, что избрали безбрачный образ жизни, – Эрманореко изгнал в Нотэпейро. Так все земли варваров и колонии Адрамето и Артиасто оказались под началом Эрманореко и его епархов, и он не терял времени, чтобы созвать большое войско и пойти войной на Лимен Мойридио.»

– Погоди, – писарь снова посыпал страницу тетрады песком.

«Парадокс,» – подумал Кирко. – «Йеро почти наверняка умер счастливым, с мечом в руке и имени Тиры на устах. Но можно ли считать его жизнь счастливой, если она была так трагически прервана? Или, может, как раз тот и счастлив, кто умер молодым, не успев испытать разочарование зрелости и немощность старости?»

– Говори дальше, – Кенеро перевернул страницу.

– «Под начало Аркилло, со всей багряной гегемонии собралось огромное войско, равного которому не было видано много веков. Автократор стал упражнять войско и и укреплять ежедневными учениями военную опытность новобранцев, Тира анасса же повелела Сатерио, хилоургу и топотириту, построить великий флот, а Фероико, стратопедарху сифонистов, оснастить его паровым ходом и огненным боем. Вначале, в этом благородном порыве им благоприятствовала удача, но завистливая судьба не пожелала направить к цели паруса их успеха, с неистовой жестокостью она стала дуть в обратную сторону и погрузила их предприятие в пучину гибели.[157]»

Глава 64

– Кто это сказал: «Еще одна такая победа, и мы останемся без войска?» – осведомился Кнур, по одной собирая с пола шестерни, высыпавшиеся из разрубленного кем-то пополам механизма, сравнительно недавно показывавшего время, вид лунного серпа, и каждый час игравшего новую песню.

– Аэко, тиран Амбракии, двоюродный брат гегемона Алкимо, – пересыпая речь этлавагрскими титулами, объяснил Торлейв, только что вошедший в палату. – Примерно в то же время, на месте Бирки стоял ледник в двести саженей высотой, а через пролив из Энгульсея в Трегорланд зимой можно было переехать по льду на панцирном единороге. Что как раз сделал Кром. И здесь дроттары побывали?

Горм развел руками. Баранья кость в его правом кулаке и сакс в левом придали движению особенную убедительность. Он направил свой взгляд в сторону стены, где выложенный из маленьких кусочков полупрозрачного цветного стекла Атремо в крылатом серебряном шлеме (стекло с подложкой из серебряного листа, не иначе) отрубал руку с мечом какому-то противнику в красно-черном, возможно, Малеро. По дивной работе кто-то прошелся топором или булавой, оставив все действующие лица, собственно, без таковых. Прожевав кусок жилистой баранины, ярл пожаловался:

– Их кашей с медом не корми, а только дай какую-нибудь драгоценность изуродовать. Золотую деву из Гафлудиборга, и ту в куски изрубили и переплавили.

Торлейв нахмурился и, словно нехотя, сказал:

– То приказал Йормунрек.

– А он-то с какой стати? – не понял Кнур. – Его богиня, не его, а такой работе ж цены нет!

Мудрец замедлил с ответом.

– Но Сварога в Альдейгье – точно дроттары. Они же – Былятины свитки и в здешнем дворце… биб ли, а те – ку. И всё от слабости веры, – сообщил Щеня, сидевший на одной скамье с Гормом, и приложился к деревянной чаше.

Знахарь почему-то наотрез отказывался пить пиво или вино, как все, из серебряных кубков.

– Как это? – удивился Кнур.

– Все, что вызывает у них сомнения, они рушат. Будь вера сильна, меньше б сомневались, навьи слуги.

– Иырр? – Хан, устроившийся на полу поперек прохода во внутренний дворик, недвусмысленно напомнил Горму, что не только ярлы любят погрызть бараньи косточки.

Кинув просимое пёсику и сунув сакс в голенище, Горм встал из-за стола и присел на корточки рядом с кузнецом, помогая ему собирать части. Левое колено вроде бы снова работало, правда, до конца не гнулось.