Горм, сын Хёрдакнута

Кирко снял масляную лампу с бронзового крюка и бросил ее на пол. Стекло разбилось, горящее масло побежало к вымоченному в растворе помета дракона тросу с сердцевиной из длинных мешочков с тем же веществом в порошке, уложенному вдоль досок дна вокруг батибариса. Схоласт просунул ноги в отверстие, помогая себе руками и пятками, скользнул внутрь, и, затворив крышку, принялся на ощупь по одному закрывать эписпастры – бронзовые зажимы, герметически сдавливавшие кольцо из промасленной кожи по периметру крышки. Цилиндрическую внутренность судна озарил трепещущий свет еще одного масляного светильника. Вдруг весь батибарис оглушительно загремел. В паре мест в обшивке появились вмятины от ударов варваров. Раздался продолжительный и еще более громкий треск, за ним – гул воды и бульканье. Схоласт, пару раз основательно ударившийся о различные торчавшие предметы, подполз к манометру. Этот был сделан из закрученной в спираль медной трубки, слегка распрямлявшейся под давлением извне. Батибарис мог безопасно погрузиться на глубину в десять саженей, отмеченную соответствующим знаком на манометре. Больше – и бронзовый цилиндр с двумя полусферами на концах не выдержал бы воздействия гидростатических сил, вместо средства спасения превратясь в наполненный водой саркофаг. Бульканье стихло, так что стали слышны дыхание моряков и Тиры, поскрипывание кожаных уплотнителей, и странные звуки, издаваемые бронзовой обшивкой.

– Ахарно, Галео! По моему слову, тяните за красные рычаги! – напомнил Кирко двум морякам, ответственным за сброс груза.

Схоласт пытался сосчитать удары собственного сердца, пока кончик трубки не достиг отметки, но сердце колотилось слишком быстро. Наконец, манометр приблизился к отмеренному в предыдущих погружениях давлению.

– Сбросить груз!

Стратиоты дернули рычаги. От этого должны были втянуться вовнутрь стержни, до того продетые в кольца, соединявшие батибарис с прямоугольным куском дна Мудрости Осфо, утяжеленным толстым свинцовым листом. Но варвары могли успеть повредить механизм, да и от взрыва, освободившего подводное судно, стержням тоже досталось. Батибарис качнуло, кончик медной трубки дошел до метки, перевалил за нее, замедлился, и все-таки остановился.

– Гребцы, вперед!

Моряки, согнувшись, сидевшие лицом к лицу на узких скамьях вдоль стен, схватились за деревянные рукояти, внутри которых проходил привод, выкованный из стали и изогнутый последовательностью прямых углов – вверх, назад, вниз, назад – и так до кормовой полусферы, за втулкой в которой привод заканчивался механизмом, двигавшим лопастями двойного рыбьего хвоста. Каждый гребец сделал привычное движение, словно схватившись за рукоять весла, привод пришел во вращение, парные хвостовые лопасти закрутились друг другу навстречу, и батибарис поплыл, подобно бронзовому киту. Кирко лег на живот, так что перед его глазами оказалась пластина из горного хрусталя, за которой зеленела вода, и потянул руками за рычаги, управлявшие передними плавниками, направив батибарис параллельно поверхности. Рычаги подавались с большим трудом. Сзади хрустнуло.

– Я открыла первый лекифос с натровой известью, – сообщила Тира.

– Анасса, погаси лампу, – предложил схоласт.

– Почему? – голос Тиры неожиданно дрогнул.

– Огонь питается тем же в воздухе, что и наши легкие, – объяснил Кирко. – Нам нужно отойти подальше от кораблей, прежде чем всплыть. И поднять воздушную трубу.

Тира задула пламя. Теперь внутренность батибариса освещал только призрачный зеленый свет из немногих смотровых окон. Следя за глубиной, Кирко продолжал с усилием давить на рычаги, позади, под пыхтение гребцов, вал привода ритмично вращался. Полутьму озарила вспышка, подводное суденышко тряхнуло.

– Схоласт? Схоласт? – Кенеро тряс Кирко за плечо.

– Так, где мы остановились? Садись, садись, пиши, я просто задумался.

Кирко вдруг стало ясно, почему его преследовало ощущение пустоты на периферии восприятия. Когда Плагго метко определил, что атаксия расползается сама собой, как пожар или оспа, никто не сказал: «Это надо записать.»

– «Безудержный страх охватил их,» – подсказал писарь.