Горм, сын Хёрдакнута

– Точно, – сын архона Танемарка благодарно взглянул на собеседницу и накрыл ее правую кисть, все еще лежавшую на его руке, своей левой. – Первая дева… если это Норны, Скульд, наверное, укололась веретеном. Кровью капнула на одну нить пряжи. Взяла ножницы, попробовала вырезать испорченное место, а ножницы не берут. Передала средней деве, Верд, та тоже попробовала, ножницы, что ли, у них заело… Тут она меня заметила, и говорит: «У тебя меч при себе? Сейчас как раз пригодится.» Тут Хан залаял, и я проснулся.

Тира заметила, что ее кисть лежит на плече Горма, да и его левая рука переместилась, теперь бережно обнимая ее стан. Смотря друг другу в глаза, анасса и ярл сблизили лица, так что губы вот-вот должны были соприкоснуться (а носы, между прочим, уже вовсю соприкасались).

– Нам нельзя друг к другу привязываться, – епарх вдруг отшатнулся. – Всей жизни нашей, может, недели отмерены, Йормунрек прознает, такое глумление устроит, все его предыдущие забавы детским розыгрышем покажутся.

– Мудро ты говоришь, Плагго бы согласился. Но если нашей жизни и вправду недели отмерены, незачем добавлять к списку того, что не сделали, да пожалели.

Тира притянула Горма обратно за ворот туники.

Глава 79

– Что-о? – рука Гудбранда хлопнула по груди пластинчатого доспеха, пальцы сомкнулись вокруг оправленного в серебро куска янтаря, вырезанного наподобие ячменного колоса. – Проклятие Одина?

Вместо ответа, Тинд закашлялся. Его скулы над редкой рыжеватой бородой позеленели, воин скрючился, привалившись к борту Лося Земли Лебедей, и громко принес дурнопахнущую жертву Эгиру, к сожалению попутчиков, только отчасти принятую морем.

– Как ему от гнева Больверка-то вштырило, – глядя на шмякнувшиеся на настил брызги, сказал один из кочегаров, опасливо называя мстительного бога иносказательным именем (впрочем, довольно нелестным – «радетель зла»). – В блевотине кровь.

– Да нет, это от давешней танской стрелы. Каждую весну и каждую зиму кровью кашляю, – поделился слегка менее зеленый Тинд.

– Проклятие, – напомнил ярл. – Почему не рассказал, прежде чем на корабль вступить?

– Моряки… До чего же вы народ суеверный, – про́клятый распрямился и обтер бороду рукавом.

– Понятное дело, суем и верим, – усмехнулся темноволосый Кормак, стараясь держаться против ветра от Тинда.

Гудбранд кисло посмотрел на молодого скальда, вопреки воле отца приплывшего искать приключений из Туле.

– Шути, шути, вот вздрючит нас всех Йормунрек на крючья, как в Трегорланд вернемся, тогда не пошутишь, – прохрипел Даг.

– За что это? – опешил Кормак.

– Пять кораблей послал конунг за данью в Свитью. Все серебро, что собрали, на одном нашем везем, – пояснил несладкогласый старец. – А олова альвов вообще взяли всего ничего.

– А на что конунгу олово альвов? – спросил скальд.

– Вот до этого станешь допытываться, точно висеть тебе на крюке, – обнадежил товарища Буи, бывший йомс. – А за маленькую дань конунг не накажет – нам велел, мы сделали, а что Хакон Хаконссон вдруг объявился и восстание поднял, то не наша вина. Йормунрек в гневе страшен, но справедлив.

Глядя на жалкую пару ларей, принайтованных к настилу между паровым котлом и мачтой, ярл задумался. Йормунрек и впрямь вряд ли повесил бы его на крюк по возвращении, но ожидать от конунга даров и милостей в ближайшее время тоже не стоило. С другой стороны, одни и те же несколько пудов благородного металла могут быть как совершенно позорной данью конунгу, так и вполне достойным началом сбора сокровищ независимым ярлом-искателем приключений, если тому податься куда-нибудь подальше. Сильно подальше. В Туле. Нет, в Бьярмаланд. Или в Динланд? Временно отвлекшись от мыслей о том, в какой части круга земного Йормунрекова месть его не достанет, Гудбранд вопросительно поднял брови:

– Тинд, за что ж ты проклят?

– Да мелочь несто́ящая, – отмахнулся работорговец и сборщик податей. – Проезжал мимо хутора, близ Оттаровой могилы. У местного бонда с дроттарами что-то незаладилось. Может, Кромова истукана нашли, может, сказал что… Хутор горит, бонд с семьей повешены, еще дергаются. Приглянулась мне дочка…

– Так ты ж сказал, их всех повесили? – не понял Кормак.

– Перерезал веревку, дай, думаю, оприходую, пока тепленькая…

Судя по его цвету лица, скальд приготовился в свой черед принести в жертву морскому богу недавно съеденный завтрак. Не замечая произведенного им впечатления, Тинд продолжал:

– И в самый неудобный миг выходит из-за дерева старуха. На земле снег, а она босая, с посохом из костей, в космы мертвые кости вплетены, а у пояса мертвая голова. И говорит: «Ты над Одиновой добычей надругался. Проклят будешь.» Хотел ее мечом ударить, а она как сквозь землю провалилась.