Горная долина

Для меня он был Макис, но я часто думал, что боевое имя Уругусие, под которым его знали враги, имя, звучавшее боевым кличем для нагамидзуха, гораздо больше подходит этому обаятельному человеку. Его притягательную силу я ощутил еще в нашу первую встречу. Когда па другой день после прибытия в долину я вышел в Сусуроке из джипа, меня охватило странное чувство: мне казалось, что земля движется подо мной, что ландшафт кружится, а когда он наконец остановился, я оказался прижатым к голой груди Макиса, щеки же моей касались его длинные волосы и серьги из раковин. Его приветствие смутило меня, и я ответил на него более чем сдержанно: мне показалось, что он слишком фамильярен, и я вовсе не был уверен, что захочу жить в его селении. И однако уже тогда энтузиазм Макиса увлек меня. В его лице и фигуре была древняя красота, та самая, которую мы находим в памятниках первых человеческих цивилизаций, унаследованная от дедов гордость, отпечаток величия и власти. Все его движения — слушал ли он Янг-Уитфорда или рисовал на земле чертеж моего дома, — казалось, требовали к себе внимания. Даже в эти будничные минуты в его поведении были важность и горделивость, проявлявшиеся так ярко во время церемоний. Они были искусством, которое он усвоил, как любой оратор, по у него они выглядели естественнее. Даже когда он не двигался, его тело дышало своеобразной грацией. Может быть, именно она повлияла на меня при первой встрече — во всяком случае, уезжая в тот вечер из деревни, я уже знал, что не стану искать для себя другого места в долине.

С тех пор я виделся с Макисом почти ежедневно. Я не сразу перебрался в его деревню. Выяснилось, что на постройку хижины для меня потребуется несколько недель, и ее строительство послужило мне первым уроком терпения (в котором я часто нуждался впоследствии): жители деревни работали очень нерегулярно и, казалось, не понимали, куда я спешу. На все мои вопросы они отвечали заверениями, что дом скоро будет закончен.

А пока я ходил смотреть, как идет работа, надеясь заодно завязать знакомства, которые потом будут для меня полезными. Эта идея оказалась бесплодной: если люди не были заняты строительством, деревня почти неизбежно оказывалась пустой и возможностей для систематической работы у меня не было. Не желая сидеть без дела в Хумелевеке, я с радостью принял предложение Янг-Уитфорда отправиться вместе с ним в патрульную поездку за южные хребты — к племенам, с которыми администрация еще не установила контакта. Путешествие, по его мнению, должно было продлиться три недели. Я смогу познакомиться со страной, а к этому времени и хижина для меня будет закончена. Даже по чисто профессиональным соображениям я не мог не ухватиться за приглашение. Мало кому из моих коллег представлялась такая возможность. Но когда Янг-Уитфорд сказал, что пригласил и Макиса, — тут уж не могло быть и речи об отказе. Трудно было представить себе более удобный случай познакомиться с Макисом поближе, установить с ним отношения, которые помогут мне потом в Сусуроке.

Макис был «лулуаи»[24], то есть признанным администрацией представителем нагамидзуха. Эта должность, почти ничего не прибавляя к его власти, отнимала порядочно времени, так как Макис должен был представлять свое племя во всех делах, касавшихся белой администрации. Приглашение (или, точнее, приказ) присоединиться к Янг-Уитфорду преследовало двойную цель: во-первых, дать почувствовать Макису, что с ним считаются, во-вторых, косвенно использовать его присутствие для дальнейшего расширения сферы влияния администрации, показывая на его примере племенам, как будут строиться их отношения с белой администрацией.

Эти три недели были самыми трудными в моей жизни. После того как мы покинули долину, я не сделал ни одного шага по ровной местности. Кружа среди лабиринтов хребтов, карабкаясь но узким, почти вертикальным тропинкам, не имевшим как будто конца, я выматывался до предела. Ходьба отнимала все мои физические и душевные силы, и у меня осталось лишь слабое, расплывчатое воспоминание о том, что я видел изо дня в день. С самого начала Макис взял надо мной шефство. Он всегда оказывался рядом, когда надо было провести меня по скользкому бревну, показать, куда поставить ногу при спуске с горы, или помочь в конце подъема преодолеть последние несколько ярдов, казавшиеся мне непреодолимыми. Разговаривали мы мало, но эти три педели, проведенные вместе, создали между нами особые узы, каких у меня не было с остальными жителями деревни. После возвращения в Хумелевеку Макис дал мне имя Гороха Гипо и называл своим младшим братом.