Горничная для тирана (СИ)

– Убери руки, – стараюсь говорить мягче, не пугая, но голос срывается на хрип и приказные ноты. Дарина еще не умеет отличать агрессию от возбуждения. – Больно не будет, можешь закрыть глаза и просто чувствовать. Я покажу тебе, какая ты можешь быть чувственная. Дарина! – всё-таки давлю голосом.

Ее руки медленно ползут вниз, а веки закрываются.

– Вот так, расслабься, – медленно веду пальцами по ее шее, ниже, обрисовываю ключицы, рисуя невидимую картину ее нежного тела, наблюдая за реакцией.

Мне бы хотелось, чтобы она смотрела мне в глаза, и в следующий раз я заставлю ее это сделать. А сейчас пусть будет так.

Когда подбираюсь к груди, лаская ее, девочка вздрагивает и снова вскидывает руки, чтобы закрыться.

– Не смей прятать от меня такую красоту, я наслаждаюсь, – сам убираю ее руки и опускаю их на кровать. Обрисовываю уже налитые соски, немного их сжимаю, совсем чуть-чуть, а кукла уже выдает мне самую сладкую реакцию. Выдыхает, приоткрывая губы, и немного подаётся грудью ко мне. Нет, она не намеренно, ее тело честнее, ему все нравится.

Сжимаю соски немного сильнее, покручивая, оттягивая, и девочка, всхлипывая, сжимает руками простынь.

Да. Мышцы сводит от горячей волны возбуждения. Сам глотаю воздух. Где взять столько сил и терпения, чтобы не наброситься на нее и не сотворить то, что пока с ней творить нельзя?

Отпускаю грудь, дёргаю ворот рубашки, отрывая к чёртовой матери пуговицы. Веду по ее подрагивающему животу, к резинке шортиков, к центру нашего удовольствия. Дыхание Дарины учащается. Я еще совсем ничего не сделал, просто прикоснулся, а кукла уже поплыла. Идеальное сочетание нежности и чувствительности. Она как хороший инструмент, на котором можно играть свои мелодии и наслаждаться отдачей. Кончить можно только от вида ее чувственности.

Скольжу под резинку трусиков, дальше. Горячая девочка, гладкая, чистая, нежная. Ее ноги резко сжимаются, а глаза распахиваются.

– Не надо, – шепчет она.

– Что не надо? – выгибаю брови, наклоняясь ближе.

Кукла мотает головой,

– Ты сама не понимаешь, от чего отказываешься, – усмехаюсь. – Раздвинь ножки, – немного грубо, рывком преодолеваю сопротивление. А девочка не только горячая, но и мокрая. – А говоришь, не надо. Очень надо.

Нажимаю на клитор, кукла закусывает губы и снова закрывает глаза, красиво сдаваясь. Так-то лучше. Ласкаю ее нежную шёлковую плоть, скольжу немного внутрь. Совсем чуть-чуть, чтобы почувствовать, какая она маленькая, тугая. Стискиваю челюсть. Давно так не сдерживался и не отказывал себе в желаниях и порывах. Я привык к другим женщинам... Мне в новинку быть настолько медленным и аккуратным.

Собираю влагу, возвращаюсь к пульсирующей вершинке, поглаживаю кончиком пальца, дразня девочку. Дарина кусает губы, начиная извиваться и подрагивать в моих руках.

Она шикарна. Точно подарок для тех, кто ценит чувствительность.

Я хочу еще, я хочу намного больше, я хочу все сразу.

Черт! Оставляю эти игры, начинаю интенсивно массировать уже припухший клитор. Дарина искусала все губы, которые стали малиновыми, такими же, как ее соски.

– Окрой ротик и прекрати сдерживаться! – уже рычу, перехватываю другой рукой ее сосок и сжимаю уже до боли. Так, что девочка вскрикивает, выгибаясь и начиная содрогаться, очень красиво кончая.

Охренеть!

Вжимаюсь в ее приоткрытые губы своими губами. Нет, не целую, просто глотаю ее удовольствие. Я давно не целовал женщину, настолько давно, что забыл, как это делается. Никогда не придавал значения поцелуям. Меня заводили другие вещи.

У меня у самого внутри яркая вспышка, от которой я слепну. Член болезненно ноет, упираясь в ширинку, требуя продолжения. Но... Этой девочке пока достаточно... И мне нужно остыть и собрать остатки разума, иначе разорву ее и сделаю очень больно.

– Спасибо за чувственность, ты прекрасна, – шепчу ей в губы севшим голосом. Вынимаю руку из ее шортиков, пальцы блестят от влаги, размазываю ее по ее соскам, наклоняюсь и слизываю терпкое удовольствие. – И очень вкусная.

Выпрямляюсь, поправляю рубашку, втягивая воздух.

Дарина приходит в себя, хватает простынь, снова от меня закрывается, краснеет, отворачиваясь к окну. Качаю головой. Мы будем искоренять эту стеснительность. Со мной она должна быть полностью открытой.

– Приходи в себя, одевайся и спускайся к завтраку, – разворачиваюсь и ухожу от греха подальше...

Глава 24

Дарина

Щеки горят. Кажется, с каждым новым шагом по ступенькам мои щеки становятся еще краснее. Прошло меньше часа с момента, как Демьян Ростиславович покинул мою комнату, а тело до сих пор не слушается. Сердце колотится, и трепещет все внутри, дыхание до сих пор рвётся, и сладко сводит низ живота. Ощущение прикосновений его умелых пальцев не покидает даже после душа.