Горничная революции

— П-подождите!.. Я все объясню! Мистер Уинтерс! — дрожащим голосом молила Четвертая, упираясь ногами в пол, чтобы не дать Эдварду себя утащить.

Однако как бы она не сопротивлялась, молодой Уинтерс не остановился, пока они не спустились вниз и не оказались на кухне. Эдвард со всей силы швырнул Четвертую на пол. Хотя девушка и смягчила падение, оперевшись на руки, она все равно ударилась коленями и свезла себе кожу до крови. После этого она почти сразу развернулась к Эдварду и попыталась встать, но он толкнул ее обратно на пол.

Уинтерс сел перед ней на колени и начал расстегивать пуговицы на своих штанах.

— Ты давно смотрела на меня с вожделением, не так ли? Думаешь, я не замечал? Ты же давно этого хотела! — он говорил сквозь зубы, его слова звучали как обвинение.

Четвертая смотрела на него, ее глаза были полны слез. Она не могла понять, как все дошло до этого, почему все так было несправедливо — сначала Шестьдесят шестая, теперь она. В ее голове проносились мысли о том, что она всегда была лишь рабыней, существом низшего сорта в глазах людей. Любовь, брак, счастье — все это было недостижимо для нее. Теперь, когда она увидела темную сторону семьи Уинтерс, Четвертая поняла, что ей не сулит счастье в этом доме. Только боль и разочарование.

— Ты — копия своего отца. Вы, люди, ничем не отличаетесь в жестокости и несправедливости к слабым. Мы для вас всего лишь игрушки! — прокричала Четвертая сквозь слезы.

Эдвард замер, погрузившись в свои мысли, когда увидел ее слезы и страх. Молодой Уинтерс поднялся и несколько секунд стоял, тяжело дыша, а затем резко повернулся и сказал:

— Я — не мой отец. И никогда им не буду, — он сжал руку в кулак, да так сильно, что на его ладонях остались вмятины от ногтей, а затем вышел из кухни, оставив Четвертую лежать на полу.

Девушка пыталась осознать произошедшее. Слезы безостановочно лились то ли от несправедливости, то ли от разбитого сердца. Теперь она осознала всю ценность тех действий Лили или слов Генри про уши. В этом доме ненавидели и презирали гибридов. Четвертую спасал тот факт, что не все знали об ее происхождении, а Шестьдесят шестую… Вероятно, подобное происходило уже долгое время. И, судя по реакции Эдварда, он, скорее всего, об этом знал.

Четвертая схватилась за край стола и потянула себя наверх. С дрожью в теле она поднялась на ноги, пытаясь найти равновесие, и увидела себя в отражении лежавшего перед ней ножа. Теперь ее уши ничто не сковывало, благодаря чему она могла спокойно их рассмотреть.

Четвертая подняла нож, разглядывая себя через отражение. В нем она увидела белое подростковое личико, совсем маленькое по сравнению с остальным ее телом. Девушка поправила смятую сорочку и вытерла слезы. Ее голубые глаза были совершенно обычными для мира людей, но уши… Они были более устрашающими, чем ее непропорциональное тело. Для простого народа иметь две пары ушей — человеческие и кошачьи — было настоящим уродством. Видимо, Эдвард тоже так считал, называя Четвертую мерзким отродьем… Но она уже давно примирилась со своим внешним видом, перед ней стояло существо, практически ничем не отличающееся от человека. Но общество думало иначе.

Четвертая проверила руки и колени — на них были синяки от изнурительной работы по дому. Сама она выглядела довольно болезненно, так, словно не спала несколько дней. Работа в этом доме высасывала из нее жизнь, и с этим нужно было что-то делать.

Мысли снова вернулись к событиям в кабинете. Как бы противно ей не было, Четвертая задумалась, как можно использовать увиденное против Шестьдесят шестой. Девушка не хотела губить жизнь старшей горничной, ведь они обе были одного вида. Но все те издевательства, которые пришлось пережить Четвертой, убедили ее в том, что это вынужденная мера. Однако в голове пробежала мысль: «А что, если она ведет себя так из-за Джеффри Уинтерса? Может, стоить с ней об этом поговорить?». Но Четвертая отмахнулась от этой идеи, уверяя себя, что в этом доме все решается одним лишь кнутом. Шестьдесят шестая пряниками не кормила, поэтому и она должна была получить по заслугам.

* * *

Четвертая избегала Эдварда и Шестьдесят шестую всю неделю после той ужасной ночи. Она старательно выполняла свои обязанности, не допуская ни малейших ошибок, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Ее движения были быстрыми и точными, а выражение лица бесстрастным, скрывая внутри целое торнадо эмоций.

Между тем Четвертая пыталась всячески подставить Шестьдесят шестую, надеясь, что ее накажут и в конечном итоге понизят в должности. Она прятала письма, которые разносила старшая горничная, подсовывала грязное белье в корзины с чистыми вещами, и даже пересаливала еду на подносах, переносимых Шестьдесят шестой. И каждый раз, когда происходила очередная неудача, старшей горничной удавалось избегать наказания, вечно придумывая какие-то нелепые отговорки. Значит, подобные действия были бесполезны против той, кто находится под покровительством главы семьи.