— Будь ты трижды неладен! И черт же принес его. — Он повернулся к Сережке: — Вот, брат, как ты нас подвел.
— Да я же не хотел… — Сергею было очень неловко перед проводниками, попавшими из-за него в беду.
— То-то… не хотел, — смягчаясь, ответил старший. — Куда же тебя девать? Ревизор приказал ссадить.
— А ему что? Разве он понимает… Он — Беликов!
— Не Беликов, а Беленький! А откуда ты его знаешь?
— А я вовсе его и не знаю. Век бы не встречал — не соскучился! А Беликов — это такой персонаж у Чехова Антона Павловича в рассказе «Человек в футляре», — и Сергей сначала скупо, а потом, видя живой интерес слушателей, со всеми подробностями пересказал им чеховский рассказ.
Проводники смеялись, соглашались, что Беленький и правда похож на Беликова. Старший проводник, Иван Семенович, тихо сказал другому, помоложе:
— Посмотри. Ежели Беликов этот сойдет на узловой, так пускай парнишка с нами едет. Куда его ночью-то?
Младший проводник, Ванюшка, как звал его Иван Семенович, вернулся с целым ворохом новостей:
— Беленький сошел. Будет дожидаться курьерского. А по дороге телеграмма пущена. Я главному читал. Он свои очки в вагоне забыл. В телеграмме сказано, что ищут по всей дороге семь человек пионеров из лагеря. И фамилии перечислены. Приказ начальника дороги: найти их и доставить в краевой центр…
— Так это же мы и есть! — радостно закричал Сережка.
— То есть как это — «мы»? Ясно же сказано: семь человек…
— Да дяденька же… Иван Семенович! Нас же и есть семь! Весь наш отряд. Четыре девочки и три пацана.
— Что ты мелешь?! Где же они твои…
— Да Иван Семенович. Здесь же, в вагоне…
Через полчаса неожиданно разбуженный, среди ночи Сережкин отряд, тесно прижавшись друг к другу, сидел в служебном купе и пил чай. Выложили на столик все свои запасы хлеба, фрукты. Иван Семенович и Ванюшка угощали их горячим чаем и помидорами. Девочки наперебой подсовывали проводникам груши, яблоки, кизил.
А еще через час, когда за окнами уже начало синеть небо и потускнели звезды, путешественники удобно разлеглись на настоящих ватных матрасах, прикрытых своими простынями. И ничего не надо было бояться. И скрипучий голос Беликова не смог бы прервать их счастливый сон под веселый стук колес летящего к родному дому поезда.
Отстучали колеса по ажурному железнодорожному мосту через Дон. Замедляя ход, скорый «Новороссийск — Москва» вполз на станцию и замер под легким навесом вокзала.
К седьмому вагону устремились люди.
Сергей глянул в окно и отпрянул вглубь. На перроне — начальник лагеря, врач, медсестра Лиза, секретарь райкома, какие-то люди в железнодорожной форме, женщины с заплаканными глазами, сердитые мужчины…
Сергей незаметно отстал от товарищей. Двинулся к противоположному концу вагона. Заглянул в служебное купе. Иван Семенович готовил постельное белье для сдачи.
— До свиданья, Иван Семенович.
— До свиданья, командир. Счастливого пути.
— Возьмите, Иван Семенович, на память, — Сергей протянул ему свою самшитовую палку. — Она крепкая. Не смотрите, что тоненькая. Железное дерево — самшит!
Старый проводник взял палку, погладил ее рукой и протянул назад:
— За подарок спасибо! Однако ты, знаешь что, брат, возьми ее обратно. Может, еще какая гадюка на пути попадется. Пригодится. Мне тот ваш белоголовенький рассказывал… Ну бери, раз приказываю, — он сунул палку в горловину Сережкиного рюкзака, из которого торчал золотистый мундштук горна. Крепко, по-мужски, как взрослому, пожал Сережке руку и легонько подтолкнул в плечо:
— Иди, горнист! Правильный ты парень. Иди.
Сергей прошел через тамбур в соседний восьмой вагон и с толпой пассажиров вышел на перрон. Он терпеть не мог слез и поцелуев, а еще больше — снисходительного одобрения взрослых. Начнут: «Ах, какой мальчик! Ах, умница!.. Да как он мог додуматься?! Ребенок ведь…» А он в такие моменты мог наговорить грубостей.
Сергей стоял у дверей багажного отделения и из-за тюков на железных тележках наблюдал за происходящим у седьмого вагона. Все сбились в кучу. Объятия. Поцелуи. Оживленный разговор. Нет. Кажется, слишком оживленный. Похоже на ссору. Громкие возмущенные голоса:
— Вам это так не пройдет! — выкрикнул тонкий женский голос.
— А медсестру и врача я бы под суд отдал, будь моя воля, — присоединился к нему мужской.
— Как хотите, но я об этом сообщу прокурору! — поддержал его густой бас.
— Ребенка трое суток голодом морили! Он больной! Что он только пережил! — опять перекрыл всех визгливый женский голос.
Сергей всмотрелся и узнал на руке полной, ярко раскрашенной женщины, грудью напиравшей на тщедушного маленького начальника лагеря, Витькин пухлый рюкзак. Это была мамаша замученного голодом Витьки.
Ему стало так противно, что он отвернулся. А когда снова глянул на перрон, у седьмого вагона уже никого не было.
Сергей облегченно вздохнул и медленно в густой толпе пассажиров пошел к воротам. Протиснулся сквозь толпу у выхода и очутился на огромной привокзальной площади. Осмотрелся. Никого из знакомых не видно.