– О, мы очень много устраиваем благотворительных аукционов… – напористо заговорила Лючия Францевна. – В них принимают активное участие лучшие люди… Вы же видели, в каких условиях живут семьи рабочих, это ужасно…
– Да, это ужасно, что лучшие люди – рабочие – живут в таких условиях… – согласился Третьяков-старший. – Что же до благотворительности… – штабс-капитан поморщился. – Никогда не занимайтесь благотворительностью! Помните, ничто так не унижает человека – обоих людей, и дающего, и берущего. Один откупается, другой покупается… а радуются таким «даяниям» лишь бездельники и лентяи – или люди, окончательно опустившиеся. Первых надо судить, вторых – тащить наверх за шкирку! Нормальный же человек если и принимает подачку, то в лучшем случае считает себя униженным, а в худшем – начинает ненавидеть «дарителя». У самого же «дарителя» крепко засыпает, а потом и вовсе умирает совесть. Как же – он «помог людям»!
«Я это знаю, па, – угрюмо подумал Денис, вспомнив Леркину столовку в Верном. – Я это знаю… ты же не им говоришь, а мне… и я знаю!»
– Списки пожертвователей регулярно публикуются в нашей газете… – снова подняла было тему благотворительности Лючия Францевна. – Вы с ними можете ознакомиться…
– Спасибо, непременно ознакомлюсь, – пообещал отец каким-то таким тоном, что тема эта больше не поднималась, а вокруг стола прошло какое-то неясное обеспокоенное движение. – Кстати, – Борис Игоревич обратился к Балаганову, – я читал вашу газету.
– Польщен, – наклонил голову Александр Остапович.
– Омерзительное впечатление, – добавил Борис Игоревич. Балаганов изумленно захлопал глазами. – У меня было ощущение, что это листок какого-то бандитского государства, а не рабочего города шахтеров. Секс, жареная пена и восхваления местных властей в равном соотношении. Это не журналистика, а, как говорят наши английские коллеги, – флафф. Кстати, у них есть в уголовном кодексе такое определение, как флафф. Кажется, за него предусмотрено пожизненное лишение права заниматься журналистской деятельностью… Я не нашел ни в одном из трех прочитанных номеров ничего стоящего. Но обратил внимание на то, что тираж газеты – пятьдесят тысяч. Население поселка вдвое меньше. Выходит, что каждый – от грудных детей до пенсионеров – выписывает по два номера? Или все проще, и подписка распространяется и на окрестности и является обязательной для всех сотрудников «Энергии»? – Борис Игоревич засмеялся, как бы превращая сказанное в шутку, но… Балаганов уткнулся в тарелку.
И Денис понял, что отец угадал… или знал об этом заранее, что вернее.
«Ой будет дело!» – шалея от бойцового настроения и маленькой капельки страха, прибавлявшего остроты ощущениям, подумал Денис.
– Ну, не стоит так строго, – вмешалась Семская. – В газете публикуется много материалов о жизни нашей Семерочки, – она улыбнулась. – Ну а что много чернухи – кстати, я сама нередко это говорю Александру Остаповичу, нужно давать оптимистичные материалы! – она укоризненно покосилась на Балаганова (тот оправился уже и покаянно прижал руку к груди: «Исправлюсь!»). – Так ведь и жизнь тут правда тяжелая. Бескультурье, грязь, нищета…
– Я хочу рассказать одну забавную вещь, – Валерия Вадимовна крутила в пальцах бокал, глядя поверх него в никуда. – Первым пунктом устава моего корпуса стоит – простите мне такой слог, именно так у нас пишутся уставы гражданских корпусов, для торжественности: «Медицинский работник любого ранга, пренебрегший своими обязанностями в страхе за свою жизнь, в поисках личной выгоды или по иной причине, равно какой, – да будет уравнен с офицером воинским, покинувшим бойцов рядовых в опасности. Наказанием за это да будет публичное бесчестье и бессудная казнь расстрелянием пулями насмерть – с поставлением на колени выстрелом в затылок».
– Ну, у нас тут это не практикуется, – улыбнулась Семская.
– У нас тоже такого не было уже лет пятнадцать, – кивнула Валерия Вадимовна. – Но между нами большая разница. У нас к домам подведена канализация, и заботу о здоровье подрастающего поколения не подменяют преступными массовыми вакцинациями.
– У нас нет такой мощной медицины, как у вас. – Женщина продолжала улыбаться, и Денис вдруг понял, что этот сдобный пончик, пожалуй, пострашнее большинства сидящих тут мужчин. Да-а-а…
– Перестаньте, это все правда, – вдруг резко сказал Есипов и нервно растянул узел галстука. – Простите…
– Игорь Григорьевич, я много раз вам говорила – вам нельзя волноваться, – укоризненно покачала головой Семская. – Так недалеко и до инфаркта… при вашем образе жизни…
Есипов криво усмехнулся и сказал Валерии Вадимовне:
– У вас поразительно легко дышится. Спасибо.
– Мы будем рады видеть вас в любое время, – улыбнулась в ответ Третьякова.