Горные дороги бога

Он не видел того, что происходит вокруг, и потому, сделав очередной вдох, не успел удивиться, когда мир вошел в его тело и сознание.

Весь.

Полностью.

Все просторы, видимые глазу и являющиеся воображению только в сумасшедших снах на излете ночи. Все живые души, объятые страстями и невинные, как новорожденные дети. Все души мертвые, отлетевшие прочь от своих пристанищ, но оставившие свой незримый след. Мир в его великолепии и безграничной…

Нет, это была не жестокость, всего лишь равнодушие, точно такое же, как и там, дома. Все то же бесстрастное созерцание и непреклонное принуждение к чему-то, ведомому лишь избранным. Вернее, избранному.

Ему.

Всеединому.

Янна чувствовала, как тело, принявшее ее, становится все больше и больше, пытаясь вместить все, что подвластно богу, все, что составляет божественное существо. Чувствовала восторг стремительного полета сквозь пространство, огромное и скомканное до кулака неистово бьющегося сердца, но столь же необъятное, как и небесные просторы.

Мир мчался на нее, разгоняясь все быстрее. Он походил на волну, которую эсса Лири однажды видела в море, высокую, как гора, и твердую, как камень. Когда та вода выплеснулась на берег, от встречи двух твердей не осталось ничего. Так должно было случиться и на сей раз, но в отчаянной боли приближающегося удара Янна видела то самое единение. Тот самый лик бога.

И только когда они сшиблись, женщина, к тому моменту уже утратившая свою изначальную суть, поняла последним всплеском сознания, что не нужно было пытаться вместить мир в себя. Нужно было позволить ему насыщаться…

Ни единого звука не прозвучало, ни дуновения ветерка не пронеслось по отрогам Микана, и человек, ступивший на порог башни, не почувствовал неладного, пока не добрался до комнаты на самом ее верху. Крохотной, сумрачной, пустой. Впрочем, кое-что там все-таки нашлось.

Она лежала почти посередине, хрупкая, изглоданная прожитыми годами старушка, но разглядеть выражение ее лица было совершенно невозможно из-за слоя праха, смешанного с перемолотой в вязкую пыль плотью. Этот бурый ковер покрывал все: мертвое тело, пол, стены, даже потолок. И не оставлял нежданному гостю ни малейшей надежды.

* * *

В селение он возвращался долго, останавливаясь на каждом повороте извилистой горной дороги и оглядываясь назад, словно до последнего момента надеялся услышать, увидеть или хотя бы ощутить присутствие той, по следу которой шел уже многие годы. Шел, чтобы, достигнув цели, потерять ее навсегда.

Учение, призывающее верить во Всеединого, появилось в жизни Логра Тори да-Эреден сравнительно недавно. По меркам империи. Он был уже далеко не юнцом, не знающим, куда приложить свою силу и рвение, воспитывал собственных детей и трепетно заботился о супруге. Не любил, это правда. Но разве всем и всегда выпадает такое счастье? Сердце придворного вельможи билось спокойно, и в этом спокойствии была своя прелесть, поэтому, впервые почувствовав бурю в своей груди, он испугался.

Поначалу был один только страх, потом пришло наслаждение. Логр никогда не мог себе даже представить, что звуки женского голоса способны заставить дрожать его с ног до головы. И это не было любовью в ее обычном проявлении, хотя ученики нередко испытывают к наставникам те самые особые человеческие чувства, связывающие двоих невидимой, но неразрывной связью.

Логр Тори не был влюблен в Янну Лири. И в то же время жизнь вдали от нее казалась ему пустой и никчемной. Он даже научился верить в запрещенное божество, только бы находить повод для встреч. И когда ей пришлось покинуть пределы мира, понял, что и мятежному вельможе здесь более нет места. Удерживало только одно: тело, покоящееся в усыпальнице. Он мог приходить, смотреть на молитвенно сложенные ладони и тревожно сдвинутые брови, касаться прохладной, но все еще живой кожи, пытаться услышать биение ее сердца…

Убогое счастье продлилось недолго. Кто именно поджег усыпальницу, так и не узнали, хотя поговаривали, что с факелом видели женщину, странно похожую на супругу всем известного в этих краях вельможи. Поисков не вели, потому что никто не заявил о желании покарать убийц. Логр Тори, по крайней мере, ни единым словом или взглядом не показал своего желания искать правосудия, и на какое-то время тишина и спокойствие вернулись в вельможный дом. Пока не сошли снега и по тайным тропам не зашагали первые в том году контрабандисты.

Он принял решение сразу же, как только увидел обгоревшие трупы, потому и оставался хладнокровно-рассудительным до последнего дня. Даже когда принес на своей груди кокон, обещавший долгожданную встречу, ни одна черточка лица не дрожала. И жена, получившая обычный вечерний поцелуй, ничего не заподозрила. А потом все было просто. Нужно было лишь дождаться первого хлопка крыльев…