Горные дороги бога

Тогда она чуть не задохнулась от глубины и дерзости святотатства, что собралась совершить, однако всем заимствованным телом и всей сбереженной душой поняла: да, все должно быть именно так. Должно стать таким. Иначе судьба и Провидение божье не заставили бы свою покорную слугу перешагнуть границу миров.

За то долгое время, что Янна потратила на странствия из тела в тело, она волей-неволей наблюдала, сравнивала, размышляла, подбираясь все ближе к пониманию всех сторон сделки, заключаемой между человеком и демоном. И когда определилась цель, эссе Лири оставалось сделать несколько шагов из спутанной травы обочины на твердую и прямую дорогу. Спасенный мальчик превратился в орудие. Правда, даже в глубине души женщина, ставшая для него матерью, наставницей и духовной возлюбленной, не признала бы, что считает ребенка лишь средством исполнения собственного намерения.

Она заставляла его желать, то исподволь, то напрямую, впрочем, никогда не переходя грань между наставническим поощрением и открытым принуждением. Она умела вдохновлять, хотя никогда этому не училась. И ничего удивительного не было в том, что мальчик, который вот-вот должен был стать мужчиной, видел в своей спасительнице много больше, чем показывали ему глаза.

А между тем то же время, что превращало ребенка во взрослого человека, не щадило и плоть женщины, пришедшей к отрогам Микана уже далеко не юной девочкой. Эсса Лири знала о приближении смерти, но не боялась, как многие ее сверстницы, а, напротив, ждала с нетерпением. И сегодняшний рассвет встретила лицом к лицу, пусть ноги уже еле держали немощное тело.

Сегодня.

Пора.

Медлить дальше – преступление против бога.

– Как вы, матушка?

Он подошел и осторожно обнял ее за плечи, касаясь так невесомо, как только мог.

– Все хорошо. Все будет хорошо.

– Вы кашляли ночью.

Скорее, боролась с собственным телом, отказывающимся дышать. Время, отмеренное ей, истекло, и Янна не жалела ни об одной прошедшей минуте.

– Он звал меня к себе.

Его пальцы, лежащие у нее на плечах, болезненно вздрогнули, и эсса Лири, собрав остатки сил и торжественно выпрямившись, повернулась к своему воспитаннику:

– Этого не нужно бояться. На все воля божья.

– Я не хочу отпускать вас! – выпалил он, встряхнув черными как смоль кудрями.

Янна с трудом поборола в себе желание сказать: «Ты и не отпустишь». Улыбнулась. Провела морщинистой ладонью по густым волосам юноши.

– На все воля божья.

Он послушно опустил голову.

– Обними меня. Крепко.

Кости едва не хрустнули под сильными руками, сжавшими старческое тело, но эсса Лири даже порадовалась боли, ненадолго вернувшей прежнюю остроту ощущений.

– Вспомни, о чем я тебе рассказывала все эти годы. Вспомни о Всеедином. Представь себе все его могущество и милосердие…

Она говорила и говорила, произнося лучшую проповедь в своей жизни, вот только голос, натруженный прошедшими годами, звучал все тише и тише, пока не превратился в шепот. И все же его силы хватило, чтобы вложить в уши, а через них и в сердце юноши желание. Главное и единственное.

– Я могу остаться с тобой… Могу… Но только…

– Что я должен сделать?

– Ты должен стать… ты должен захотеть стать… богом…

Он вздрогнул, еще крепче сжимая объятия. Кому-то другому подобное предложение показалось бы кощунственным или по крайней мере опасным, но юноша, изо дня в день слушавший проникновенные рассказы и размышления своей наставницы, давным-давно научился верить. И ей, и в нее. В ее слова.

У него не возникло вопросов. Впрочем, он вообще очень редко спрашивал о чем-то, ведь женщина, спасшая ему жизнь, всегда рассеивала все сомнения прежде, чем они успевали появиться в черноволосой голове.

– Вспомни все и представь… Представь, что ты можешь стать таким же… Представь и пожелай…

Янна молилась лишь об одном: успеть до того мгновения, как Всеединый позовет ее обратно, в некогда покинутый мир.

И она успела.

Последний вдох встал в горле комом, сообщая, что срок подошел, но за мгновение до этого во тьме, накрывшей сознание эссы Лири, сверкнула звезда желания. Сначала призрачно, еле заметно, дрожа и колеблясь, как свечной огонек, а потом разгораясь все жарче.

Он желал со всей возможной силой, со всем рвением, внушенным ему наставницей. Он не мог не исполнить ее последней воли. И когда хрупкое тело безжизненно обмякло в его объятиях, только зажмурился сильнее, добровольно повергая себя в ту же тьму, где витала сейчас душа умершей. А если бы оставил глаза открытыми…

Она засияла серебряно-синим светом, его благоговейно чтимая наставница. Вспыхнула, словно сама вознамерилась вдруг стать небесной звездой, но в последний миг то ли передумала, то ли устыдилась своего желания, и костер, охвативший умирающую плоть, сжался в комок. Заметался из стороны в сторону, как игральный мячик на ниточке, замерцал, рассыпался светящейся пылью, полупрозрачным облаком застлавшей воздух. Ее невозможно было не вдохнуть, а юноша, отдающий последнюю дань самому дорогому для него человеку, собирался жить дальше. Жить так, как ему наказали.