Горные дороги бога

Вопрос не очень-то помог вывести незнакомца из оцепенения: мужчина повернул голову в мою сторону, но остановившийся взгляд проясняться не пожелал. Впрочем, заученный ответ все же последовал, пусть и в прежнем бесстрастно-безжизненном тоне:

— Леви Лотт, к вашим услугам.

— Значит, украшение зала — ваших рук дело?

— Как же иначе, разумеется, мо… — Тут до него, видимо, дошло, о чем идет речь, и хозяин танцевального зала чуть ли не взвизгнул: — Нет! Я их не вешал!

Вообще-то, посмотрев на полноватую фигуру, мало приспособленную к тяжелому труду, а тем паче к труду, требующему определенной ловкости, можно было уверенно исключить эрте Лотта из исполнителей грязного дела. Но не из заказчиков.

— Но вы их поручили кому-то, эти работы, и оплатили?

Вот теперь мой собеседник не спешил что-то признавать или отрицать:

— На яра-мари принято приносить в дом цветущие ветви.

— И вплетать в них серебро?

— Нет, о серебре никто даже не заикался, — признал Леви Лотт, настороженно разглядывая металлические изгибы пряжки в моих пальцах. — По крайней мере, я ни слова садовнику не говорил.

— Так откуда же все это вдруг взялось? — Я откинул край плаща.

По глазам хозяина танцевального зала было понятно, что ювелирно-цветочные безделушки он видит впервые, а об истинном назначении даже вряд ли догадывается. Потому и молчит пока? Что ж, растолкую поподробнее:

— Некий злоумышленник, знающий, что сегодня вечером в танцевальном зале соберутся одержимые, пытался их убить, для чего и использовал эти штуки. А спрятаны они были как раз среди ваших цветущих ветвей. Так как считаете, нам есть о чем поговорить?

Леви Лотт напряженно сглотнул, не отрывая взгляда от серебряной груды.

— Либо вам было известно, что затевается, либо…

— Я виноват. Я во всем этом виноват.

Он по-прежнему не смотрел на меня, и это мешало понять, какой смысл вложен в неожиданное признание, потому что ни раскаяния, ни отчаяния в голосе хозяина зала по-прежнему не слышалось, одна лишь покорность судьбе.

— Скажете, что сами ползали по потолку, крепя гирлянды?

Леви Лотт невольно поднял голову:

— Нет, конечно же нет… Я бы упал и разбился раньше, чем поднялся туда.

— Тогда кто это сделал?

— Их было двое. Один… он был одержимый, как вы это называете. А второй нет. Второй был обычным человеком. Совсем обычным.

Вот, значит, как. Остался еще кто-то? Надеюсь, последний, иначе охота вслепую может продолжаться вечно, а мне уже порядком надоело чувствовать себя добычей.

— Как они выглядели? Особенно тот, который был человеком?

Хозяин танцевального зала потер виски кончиками пальцев.

— Как и все мы… Две руки, две ноги, одна голова.

— Безволосая?

Глаза Леви Лотта дружно моргнули:

— С чего вы взяли? Обычная голова. Только повязанная платком…

Дальше можно было не спрашивать. Тоже бритоголовый, как и следовало ожидать. Цепь одушевления во всей своей красе. Однако если учесть сегодняшнюю выходку побранного Боженкой, возникает сомнение, что эти три Звена орудуют в Аллари по приказу свыше.

Самодеятельность. Чистейшей воды. Иначе откуда бы взялись все те чувства, обуявшие несостоявшегося убийцу? Впрочем, неизвестно, что опаснее: строгое следование указаниям или праведный гнев человека, потерявшего своих напарников, а может, и того хуже, друзей. Если же второе хоть на шаг ближе к истине, чем первое, бритоголовый точно не уйдет восвояси просто так, без отмщения.

— Он всего лишь предложил помочь, а мне так нужна была помощь… Я должен был отказаться. Конечно, я должен был отказаться! Но разве я мог? Демонам ведь не отказывают. А он сам предложил мне…

Это верно. Демоны приходят и берут все, что им понадобится. Не спрашивая и не принимая отказа.

— Тогда не стоит себя винить.

— Винить себя? — Хозяин танцевального зала грустно улыбнулся. — Больше некого. Что бы я ни сделал, отвечать придется мне, а не кому-то другому.

Да, скорее всего. Когда понадобится виноватый, лучше выбора не придумаешь. Хотя и жаль беднягу. По-человечески жаль.

— Вас попросту обманули. Такое случается хотя бы однажды с любым из нас.

— Обманули? — на мгновение задумался Леви Лотт. — Да, пожалуй. Но меня никто не заставлял обманываться.

Тон его голоса постепенно креп, только не в самую лучшую сторону: с подобным выражением обычно говорят и чувствуют себя люди, принявшие окончательное решение. Окончательное, главным образом, для своего личного будущего.

— Вас не станут обвинять. Никто из гостей зала в ближайшее время даже не вспомнит о вас, поверьте. У них появился другой, куда более важный повод для размышлений.

— Но когда-нибудь они вспомнят.

— Так уезжайте. Сегодня же. Найдите лодку. Украдите, если понадобится. С веслами сумеете справиться?

— Я должен бежать? — Кажется, он искренне удивился.

— Тот человек, второй, который вешал гирлянды. Он вернется сюда, чтобы узнать, что случилось. И он не будет любезен в расспросах.

— Пусть приходит, — простодушно разрешил Леви Лотт. — Мне все равно нечего ему сказать.

— Боюсь, в это он не поверит. А даже если и поверит… Вы не переживете этот разговор.

— Пусть.