На улице вдруг стало шумно от голосов и стука копыт, а минуту спустя в трактир ввалились именно те, о ком я размышлял. Пятерка стражей божьих. И сейчас, когда не требовалось стремительно принимать решения и еще быстрее действовать, можно было рассмотреть шумную ватагу внимательнее.
Все они были молоды. Лет по девятнадцать, а то и меньше. Несовершеннолетние? Занятно. Значит, кто-то должен их опекать. И разумеется, думать вместо них самих, подменяя советы и уроки приказами. Ловко придумано. Очень ловко.
Разномастные: кто темнее, кто светлее, а один и вовсе напомнил мне рыжиной шевелюры блаженнодольинцев. Довольно крепкие, с учетом возраста. Движения порывистые, как и полагается, ни один не стоит на месте больше пары вдохов. Мальчишки, что с них взять? Но мальчишки, уже достаточно хорошо сознающие свое превосходство над остальными, а вот это плохо.
Да, украшенное вышивкой подобие мундира приносит с собой уверенность и значительность даже в самую пустую голову. И кто-то либо очень хорошо это понимает, либо удачно догадывается, раз обрядил подростков в специально пошитую одежду с отличительными знаками. Но зачем кому-то в тихом и мирном краю вдруг понадобилась армия?
— Хозяйка, найди нам что-нибудь перекусить!
О, а вот и начальник. Не главный по-настоящему, иначе не случалось бы самовольств вроде того, с досмотром. Но все-таки его слушаются. И расступаются, когда он проходит вперед. Вернее, он-она.
Сейчас, с дороги, прибоженного было совсем непросто отличить от обычного человека: усталые, чуть запыленные черты утратили остатки миловидной мягкости, а складки изрядно мятой одежды скрывали плавность линий фигуры. Если бы я не видел его раньше, принял бы за настоящего мужчину. Хотя…
Как они вообще становятся прибоженными? Говорят, в раннем детстве двуполость невозможно заметить, значит, все оказывается явным уже потом, когда девочка привыкает считать себя девочкой, а мальчик мальчиком. И похоже, этот от рождения был парнем, пока…
Брр. Не представляю, каково это, в один прекрасный день обнаружить, что твое тело не такое, как у других. Наверное, можно сойти с ума.
— Сейчас-сейчас! — бодро откликнулась трактирщица. — Обождите минутку, только в погреб спущусь!
Стражи божьи начали бродить между столами, но я смотрел совсем в другую сторону. На девочку и женщину, заметно напрягшихся при появлении шумной пятерки. Если русоволосая малышка просто замерла как статуя, остановившимся взглядом упершись куда-то в стену, то ее спутница прожевала губами что-то весьма похожее на проклятие, встала, взяла свою подопечную под руку и повела к лестнице. Я чуть подумал и отправился следом за ними, заодно убедившись, что по комнатам мы — соседи.
Лус лежала на кровати, и распущенные шнурки корсажа говорили о том, что либо разминка потребовала больше сил, чем имелось в теле, либо слишком сытный мясной отвар разморил голодную девицу еще до начала всех занятий.
— Как самочувствие?
— Неплохо. Совсем неплохо, даже удивительно, — ответил демон. — Все-таки молодость есть молодость.
— Можно подумать, ты был стариком там, у себя дома.
Карие глаза прищурились.
— Наверное, нет. По нашим меркам. Но мне почему-то казалось иначе.
— Суставы скрипели? Кости ныли? Тело раздавалось вширь?
— О себе говоришь сейчас? — ухмыльнулся демон.
— О признаках приближения старости.
— Ну-у-у, такого не помню. Мне просто было скучно.
— Скучно жить?
— Ага.
Ответ был честным, но потому и вызывал удивление, которое я не собирался скрывать:
— И это при всех-то ваших чудесах?
Лус села и начала зашнуровывать корсаж, правда, весьма неторопливо.
— Чудеса быстро надоедают, особенно если видишь их вокруг с самого детства.
Согласиться не могу. Зато возразить — пожалуйста!
— Больше всего надоедает безделье.
Демон хмыкнул:
— Делать мне и правда было нечего.
— Совсем-совсем? Не верю.
— Можно было пойти на императорскую службу, — осторожно сказал он.
— Чего ж не пошел?
Вздох, слетевший с губ Лус, казалось, нес в себе скорби всего мира. А может, двух миров сразу.
— Да все как-то…
— Не хотелось?
Белокурая голова качнулась в утвердительном кивке.
— В сущности, между мной и Глоди не такая уж большая разница. Я тоже не видел себя в чьем-то подчинении, а тем более на каждодневной службе. Это казалось мне еще более скучным, чем моя обычная жизнь.
— В которой были одни только удовольствия и развлечения…
Он посмотрел на меня с недоумением:
— Осуждаешь?
Хм. Разве? И в мыслях не было. Зато те же самые мысли, как ни трудились, не могли себе представить беззаботную жизнь, лишенную каких-либо правил и каждодневных обязанностей. Я мог чувствовать себя как угодно, находясь на службе и в короткие часы отдыха, но только не скучал. А вот когда все вдруг оборвалось…
Наверное, то была еще не настоящая скука, а ее преддверие, но она мне не понравилась. Совершенно.
— Нет. Но понять не могу.
— Потому что всегда жил иначе, да?
— Вроде того.
Лус снова вздохнула:
— Получается, что мы все-таки очень разные.
Подтверждения сказанному не требовалось, но я почему-то кивнул:
— Да.
— Интересно, почему же нам тогда удалось договориться друг с другом?