Горные тропы

– Новая версия, – снова усмехнулся Елисей. – Не было там никого, – повернулся он к крикуну. – А ежели не веришь, выводи их троих сюда сейчас. Только сразу скажу: больше щадить не стану.

– Так покалеченные они, – растерялся Макар.

– Так и я не особо целый. Хочешь, рубашку скину, – предложил Елисей, глядя крикуну в глаза.

– Не надо, – остановил его подполковник. – Про раны твои мы все знаем. Где рода их старший? – повернулся он к третьей лавке.

С нее тяжело поднялся тот самый старик, что приходил к дому Радмилы. Сняв папаху, старик прошел вперед и, поклонившись на четыре стороны, подрагивающим от волнения голосом сказал:

– Моя во всем вина, казаки. Меня и казните.

– Не дури, Корней, – поднялся ему навстречу Святослав. – Не тяни на себя вину. Хватит уж выкупать их. Доспасались, что они татьбу задумали. Нет тут твоей вины. И мести не будет, Елисей тебе за то прямо сказал. Так что хватит дурить. Прикажи вести их сюда. Пусть сами за дела свои отвечают.

– Ответят они, Святослав, – тяжело вздохнув, продолжил старик. – Я не вину их на себя беру, а свою прятать не желаю. Не сумел настоять, чтобы из сопляков мужчин сделали. На поводу у сына пошел. В том и есть моя вина. Я в роду старший, мне и отвечать с ними вместе.

– Господь с вами, дядька Корней, – не удержавшись, вступил Елисей в разговор. – Они и сами давно не мальчишки. Старше меня все трое. Пора и самим за дела свои ответ держать.

– Верно казачок сказал, – поддержал парня подполковник. – Нет тут твоей вины. А вот сыну твоему я потом еще много чего скажу. Давай их сюда.

По знаку старика из толпы вывели трех братьев и, поставив их перед кругом, заставили стоять ровно. С учетом того, что у одного были повреждены ноги и передвигался он на костылях, это было сложно. Но в этот раз защищать их явно никто кроме родни не собирался. Поежившись под угрюмыми взглядами собравшихся, братья замерли, быстро переглядываясь. Подполковник, оглядев братьев с нескрываемым презрением, покачал головой и, вздохнув, спросил:

– Слышали, что Елисей рассказал?

– Слышали, – нехотя кивнули братья.

– Есть свое что сказать? Или, может, лжа в словах его была? Только подумайте, прежде чем рты раскрыть. Я ведь тогда полное дознание учиню, и после того не круг, а атаманский совет судьбу вашу решать станет.

– Верно все сказано было, – нехотя, словно через силу, признался один из братьев.

– Дурачье! Тати поганые! Сучьи выродки! – взвыл старый Корней и принялся охаживать их своей клюкой, с каждым ударом выговаривая: – Твари богопротивные! На всю округу род ославили, крапивное семя!

От виновных его еле оттащили. Кое-как успокоившись, старый казак, утирая слезы, взял себя в руки и, поклонившись кругу, глухо попросил:

– Судите, казаки. Как скажете, так и будет.

– Что скажешь, Елисей? – повернулся подполковник к парню. – На тебя напали, ты вправе их живота лишить.

– Не хочу горя в род казачий, – качнул парень головой. – Как круг решит, так тому и быть.

– А ты, Корней, что скажешь? Каким наказание должно быть? – снова повернулся к старику подполковник.

– За позор роду, за татьбу ночную – по полсотни плетей каждому, – сжав кулаки, отрезал старик.

Жадно ловившая каждое их слово толпа дружно ахнула. Невольно охнул и Елисей. Пятьдесят ударов нагайкой, даже не самых сильных, способны легко отбить человеку внутренние органы. Пережить такую порку может только очень сильный человек. Подполковник, явно не ожидавший такого, вперил в старика удивленный взгляд, словно ожидая, что он одумается и скажет, что оговорился, но Корней ответил ему твердым, прямым взглядом.

– Дозволь просить, дядька Корней, – решившись, спросил Елисей.

– Что, казачок, от себя добавить решил? – мрачно поинтересовался подполковник.

– Нет. Просить хочу, не полста, а тридцать ударов. Не снесут они полсотни, – ответил Елисей.

– Что скажешь, Корней?

– Спаси Христос, Елисей, – помолчав, поклонился старик парню.

– А вы, казаки, что скажете? – повысив голос, спросил подполковник у остальных.

– Три десятка. Так тому и быть. Добре решили, – послышались голоса.

И подполковник, выслушав их, поднял руку, призывая собравшихся к тишине.

– Что ж. Круг казачий постановил. Виновных в татьбе приговорить к трем десяткам ударов нагайкой каждого. А раз в роду не нашлось того, кто их к порядку призовет, то и пороть их будут казаки их же рода. Ну, а мы присмотрим, чтоб и далее жалости глупой не стало, – добавил он, сурово посмотрев на притихшее семейство.

Откуда-то притащили еще три лавки и, ловко сорвав с виновных рубашки, разложили их, привязав руки и ноги. В толпе послышались всхлипывания и подвывания. Похоже, женская часть семьи не ожидала такого наказания и теперь таким образом пыталась высказать свое отношение к предстоящему. Дед Корней, услышав этот вой, стремительно развернулся и, не раздумывая, треснул своей клюкой по спине ближайшую бабу, рявкнув так, что вздрогнули все собравшиеся:

– Заткнись, сука тупая! Из-за тебя всё. Из-за глупости твоей. Сгубила сынов страхами своими глупыми, так не вой теперь.

– Из-за него всё! – взвыла в ответ баба, тыча пальцем в сторону Елисея. – Он виноват!