Горный цветок

— Отдыхаешь? — долговязый подозрительно смотрит на пленного. Сегодня им не до пыток. Пограничники рядом. Нужно уходить скорее.

Шныриков, слышавший выстрелы карабинов, все понял.

Надежда снова затеплилась в душе. Товарищи недалеко. При мысли о них Николай забывает о боли. Еще час, два, день — ребята наверняка найдут верный след. Их, наверное, ведет Серега…

Только суждено ли им увидеться? Когда банду настигнут, «кабан», конечно, прикажет убить его…

И все-таки Николай надеется. Наперекор всему хочется жить.

И он будет жить. Вера придала силы. Николай уснул. Словно и не было кошмара истязаний, будто не его ждала смерть.

Снова приснилась Комаровка. Старенький деревенский дом и двор, по которому метался огненно рыжий Шарик.

Сильный удар в бок разбудил Николая.

— Не храпи, думать мешаешь! — шипит рябой и скалит зубы, довольный собственной остротой. И в то время, когда губы его растягиваются в улыбке, глаза продолжают смотреть немигающим мертвым взглядом.

«Опять будет пытать!» — содрогнулся Николай. Снаружи донесся какой-то шум и крик. Долговязый, чертыхаясь, вышел из бункера.

Шныриков изнемогает. Ему кажется, что он не выдержит больше пыток. Но он должен выдержать, он обязан…

Все то, что Николай перенес у бандеровцев, позволило ему яснее, чем когда-нибудь, ощутить, насколько нужна людям их пограничная служба.

Изнемогая от ран и боли, он все же не чувствует себя побежденным. Нет, он не повержен. Побеждает он…

— Вставай! — В блиндаж в сопровождении долговязого вошел красногубый. — Не притворяйся!

— Шо ты его уговариваешь, дай я его подниму! — сказал рябой.

Но Шныриков на этот раз их не слышит. Силы оставили его, и он вновь потерял сознание.

— Вроде без памяти, — сплюнул долговязый и длинно выругался, — придется нести.

— Проклятый москаль! — дергается красногубый. Нагнувшись, он хватает пограничника за ногу и тащит. — Тяни за вторую.

На поляне, куда они волокут пленного, их ожидают сотни. В сборе все, кроме тех, кто караулит лагерь. Бир обещал зрелище. Обозленные, усталые, страшась угрожающей им опасности, они свирепо радуются предстоящему развлечению.

Снег и дождь прекратились. Прояснилось небо.

— Сейчас будет казнь, — обещает Бир.

Главарь, как опытный режиссер-постановщик, продумал все детали спектакля.

Он сам выбрал деревья. Бир уверен, пограничнику не устоять. Мертвый и тот не выдержит…

— Вы побачите, як вин зломается, — говорит главарь. — Кличьте усех, нехай побачут. — Биру хочется, чтобы все видели его победу.

Николай лежит без сознания недалеко от деревьев, где распоряжается Бир. Он не знает, что замыслил вожак. Впрочем, Шныриков не ждет ничего хорошего. Еще утром красногубый сообщил ему со злорадной улыбкой:

— Отнянькались мы с тобой. Сегодня Бир зломает тебя.

Не зная точно, что затеял «кабан», Шныриков понял: конец.

«Только бы устоять. — Шныриков смотрит на перекошенное злобой лицо красногубого. — Должен выдержать. Отроду не было предателей среди Шныриковых…» Перед глазами проплыли лица деда, отца, дяди… «Ваш муж, бронебойщик Алексей Кондратьевич Шныриков, пал смертью героя…»

Николай представил себе этот миг. На дядю Алексея, громыхая гусеницами, ползут тупорылые бронированные чудовища.

Дядя нашел силы, как тот солдат, которого замучили бандеровцы. А Михаил, направивший горящий танк на машины фашистов?

И он, пограничник ефрейтор Шныриков, умрет как солдат. Зря сорвали значок с его гимнастерки. Комсомол у него в сердце, врагам его не достать. А боль? Стоит ли ее бояться? Он ведь уже переступил ту незримую черту, которая разделяет жизнь и смерть. Пусть боятся враги. Им не уйти. Возмездие близко. Не сегодня, так завтра они будут разбиты. Их действительно много. Красногубый не соврал. Наверное, сотни три. И все же они бегут. Прячутся… Их преследуют не только пограничники, но и страх…

Пытки сделали Николая совсем слабым. Без посторонней помощи ему не сделать и трех шагов. Но вера его жива. На последнем привале, лежа у дерева, Николай нацарапал на гладкой коре несколько букв: «Верю!»

На большее не хватило сил. Но товарищам достаточно будет и этого. Напрасно бандеровцы тщательно маскируют следы. Все равно их прочтут Серега, Варакин…

Бессмертие

Шныриков не знает, что, безоружный и беспомощный, он внушает страх красногубому. Бандеровец не только ненавидит раненого, он боится его. Красногубый опасается, что Бир сохранит жизнь солдату, когда тот выдаст мужиков. Что пограничник заговорит, красногубый не сомневается: то, что придумал Бир, выше сил человека. Недаром он вожак. У него голова. Но, восхищаясь Биром, красногубый не радуется. Он не может радоваться.

— Ты что, его в сотню решил узять? — угрюмо спрашивает он главаря.

Занятый мыслями о предстоящей казни, Бир удивленно смотрит на телохранителя и, наконец, поняв, что волнует того, заливается смехом:

— Ха-ха-ха! Ой же дурень ты, голубе! Ну скажи, на який ляд мени пограничник? Побачишь, що я зроблю з ним, когда вин зломается…

Теперь гогочет и красногубый, поняв, наконец, что задумал Бир. Красногубый рад. Он уже простил вожаку все ошибки. Хорошо, что они не разошлись в главном…