Читаем Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот полностью

— Как хочешь… А я не могу, связан словом. Вот тебе адрес: кафе «Андромеда». Молодежное. Поэтому никакого пьянства не будет. Римма не позволит. Да я, пожалуй, при ней и сам не позволю. Разговор насчет саперави с подтекстом «коньяк» — просто шутка. Надумаешь — приезжай! Место для тебя я займу. — И на ходу уже бросил: — А клятву нашу — слушай, еще раз говорю — не считай балаганом. Во всяком случае, для себя. Тебе она и по профессии очень подходит.

Александр долго глядел ему в спину, прямую, крепкую, словно литую. Следил с доброй завистью за его широким свободным шагом, каким он пересек на красный свет проезжую часть шоссе, даже не поворачивая головы в сторону несущихся на него машин. Милиционер был далеко, свистел, грозил полосатым жезлом. Владимира это словно бы и не касалось. Он спокойно вскочил на подножку троллейбуса, как раз подкатившего к остановке.

Гасли золотые макушки кремлевских соборов. Теряя сочность своих красок, багрово-дымное зарево над домами, среди которых упал, исчез огненный шар закатного солнца, постепенно расплылось ровной полосой по всему горизонту. Сумерки не опустились на город, а как бы наоборот — медленно поднялись из его глубоких улиц и затопили, залили чернью все видимое пространство. Потом как-то враз вспыхнули бесчисленные цепочки электрических огней, не уничтожив темноту, а только резче ее оттенив. Глухо постукивая мотором и как бы таща за собой золотое сияние, по Москве-реке прополз прогулочный катер.

Александр восхищенно оглядывал этот новый, ночной лик города, по-особенному величественный и спокойный.

Было наивно и глупо вдруг удариться в сентиментальность. Владимир, пожалуй, прав. Нынче не герценовские времена, совсем не тот строй и образ мыслей. И «ритуал» для клятв не тот. Ведь даже и Герцен, действительно, впоследствии вспоминал лишь со светлой улыбкой о своем юношеском порыве — не клятва определила весь дальнейший жизненный путь и его и Огарева. Поклялись или не поклялись бы они друг другу «перед лицом Москвы», а делу, которое они задумали, все равно остались бы верны. Не надо красивых жестов и высоких слов там, где и без слов все понятно. Еще более наивно и глупо проводить, хотя и далекую, параллель между собой и Герценом. Опять-таки Владимир прав. Как говорится, не те масштабы. Не те возможности и замыслы. Герцен и Огарев готовили себя в революционеры. Он же — рядовой финансовый работник. Профессия, которую почему-то неловко называть в компании незнакомой молодежи. Это почти все равно что объявить: «Работаю продавцом в магазине».

А между тем… Между тем высокая принципиальность, безупречная честность, гражданственность и благородство — это личные качества человека, а вовсе не признаки должности и даже целой профессии. Миллионы людей в стране заняты счетной работой. Кто они: педанты, регистраторы или творцы? Формалисты, крючкотворы или ответственные стражи государственных интересов? Задай такой вопрос любому — засмеют: «Вы ломитесь в открытую дверь! Да кто же может отнести огульно всех счетных работников к разряду регистраторов, педантов, крючкотворов? Болезненная мнительность у вас, дорогой!»

А между тем… Между тем все-таки неизмеримо лучше бы иметь в кармане диплом инженера-электрика, как у Владимира. Любого инженера! Или врача, или хотя бы педагога. Это тоже совершенно бесспорно.

Ну, а если отбросить все унижающие себя сожаления и сомнения в неправильно выбранном пути? Идти дорогой, которой пошел.

Да, да, вот именно поэтому, только как внутренний протест против собственной неудовлетворенности, он и выкрикнул вслух свою клятву, позаимствовав неумирающие слова Герцена. Слова и силу страсти, с какой «перед лицом Москвы» теперь он обязался быть человеком-борцом. Независимо от диплома, независимо от профессии, независимо от своей должности бухгалтера расчетного отдела. А вернее, пусть зависимо, сто раз зависимо от всего этого! Так и только так!

А почему бы не поговорить об этом и еще? Володя Мухалатов — умница.

С Владимиром они ровесники и друзья детства. Потом судьба и трудные конкурсы при поступлении в вуз разбросали их по разным городам. И вот второй год они снова вместе. На одном заводе. Такие же. И что-то новое в каждом. Мужское, упрямое. А Владимир молодчина, сумел разработать даже какой-то необыкновенно емкий и потому экономичный аккумулятор…

Александр посмотрел на часы. Всего лишь четверть одиннадцатого. А до кафе «Андромеда» можно доехать за двадцать минут.

Глава третья

Кафе «Андромеда»

Даже не читая вывески, издали, можно было легко догадаться, где находится кафе «Андромеда»: возле его стеклянно-алюминиевой двери виднелась изрядная очередь. Но не уныло-неподвижная, как обычно перед открытием магазина, где малыми дозами по утрам продают какой-либо дефицитный товар; эта очередь, веселая, говорливая, беспрестанно пульсировала, передвигалась, с непостижимой быстротой иногда превращаясь в комок. Значит, для кого-то в этот момент открывалась заветная дверь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Писатели на берегах Енисея

Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот
Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот

Повести, вошедшие в настоящую книгу, связаны между собой: в них действуют одни и те же герои. В «Горном ветре» молодой матрос-речник Костя Барбин, только еще вступает на самостоятельный жизненный путь. Горячий и честный, он подпадает под влияние ловкача Ильи Шахворостова и совершает серьезные ошибки. Его поправляют товарищи по работе. Рядом с Костей и подруга его детства Маша Терскова.В повести «Не отдавай королеву» Костя Барбин, уже кессонщик, предстает человеком твердой воли. Маша Терскова теперь его жена. «Не отдавай королеву, борись до конца за человека» — таков жизненный принцип Маши и Кости.В заключительной повести «Медленный гавот» Костя Барбин становится студентом заочником строительного института, и в борьбу с бесчестными людьми вступает, уже опираясь на силу печатного слова.

Сергей Венедиктович Сартаков

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне