— Господи, казнь на пару просто ужасна. Нельзя поступать так с людьми за такие мелкие погрешности.
— Мелкие погрешности? Слушай, вот сидел бы кто другой на твоём месте, он бы уже не сидел. Его бы уже волокли. Только ты можешь делать мне замечания и говорить, что я могу, а что нет. Мда-а. Расскажи-ка парню как это делается. Сдаётся мне, что он не был ни на одной из казней.
Писатель Фёдор Абросимов послушно повернулся к Паше, которого примирительно пригласили к их столу после всего случившегося:
— Казнь на пару происходит подле Генератора, на постаменте. Там снизу под решеткой есть особые мощные клапаны, которые открываются с помощью рычага. Человека насильно пристёгивают над этими клапанами цепями, а затем подают пар. Кожа и мясо человека обвариваются на глазах, зрелище просто ужасное, — по выражению лица старика, которому и, правда, приходилось наблюдать это, можно было сделать вывод, что так оно и есть.
— А зачем же вы смотрели? — Паша задал весьма логичный вопрос. — Если вам так не нравится.
— Ха-ха, я его о том же самом спрашиваю! — Воскликнул, смеясь, Капитан.
— Нет, ну, послушайте, молодой человек, ведь я то смотрел исключительно по воле научного интереса. Не меньше, не больше.
— Научного интереса?
— Он опять про свою НИЗМу.
— Как-как, простите?
— НИЗМ, молодой человек. Новая История Замёрзшего Мира. Знаете, были ведь в старом мире различные историки и писатели. Теперь у нас свой Новый мир. Почему бы нам не фиксировать происходящие в нём события на бумаге? Я считаю, что это даже не вопрос желания, это просто необходимо.
— Интересно. А что вы там фиксируете?
— Ой, ну, много чего, молодой человек. Много. Вот вас, например, зафиксировал. Да-да. Ибо посчитал нужным. И…
— Да Федька то вообще в принципе большой твой фанат. Он просто не рассказывает об этом. Но это ладно. А вот что он там ещё может понаписать, это уж вообще… Отдельный разговор, — Капитан как-то тяжело покосился на старика.
Тот, сдавленный под его взглядом, скомканный как лист бумаги, поёжился и запричитал:
— Нет, ну послушайте же, абсолютно ничего такого. Только чистую, чистейшую правду!
— Правда опасна. Ею подавиться можно! Не стоит вам писать о том, о чем писать не стоит. Не надо пропагандировать свободу и всё прочее. Наши люди не знают, что делать с этой свободой. А я по опыту скажу: если не знаешь, что делать со своей свободой, она тебе не нужна. Оглянитесь. Вот она, свобода, — он торжествующе и победоносно развёл руки. — Человек, который попал сюда, будет нажираться в хлам. Почему? Потому что ему предоставили выбор. Ему сказали, мол, ешь столько, сколько хочешь. А он будет есть не столько, сколько хочет, нет, он будет набивать себя едой через силу. Он уже не хочет, а жрёт, жрёт, жрёт как свинья. Понимаешь, Паш? В этом вся суть. А так они спокохонько работают, едят столько, сколько им дают.
— Эх, вот вы вроде как правы, а вроде как и… — Скривился писатель.
Павел же просто молчал.
— Ну а в чем я не прав, Федь? Не, не, ну если начал, скажи. В чем я не прав?
— Законы в Городе всякие и правила это понятно. А вот что насчёт атаки сектора тринадцать? Точнее, даже не атаки. Я опрашивал ребят, которые были тогда в составе группы Михино. Они мне всё рассказали, Кэп. Был уговор: с наших железо, с них еда. Им нужно было железо для постройки каких-то зданий, мастерских. В итоге наша группа вернулась и с железом, и с едой, а те остались без нужных технологий. Отчего в последствии и загнулись. Что же это? Честно? Разве честно то, что теперь их всех сослали на Чернуху?
— Вот тебе, кстати, лишь бы про Чернуху писать. Как там всё плохо. А вовсе не так уж и плохо, скажу я тебе, Паш.
— Ну как же, не плохо, — взъерепенился Фёдор, который пропустил пару лишних стопок. — Поэтому тот мужик так умолял и просил не отправлять его туда? Угледобывающий комплекс, который кормит углём весь Город. Поставок так много и прибыль такая огромная, что хватает не только на наш Генератор, но и на торговлю с другими секторами. А какие там условия? А сколько там людей? Никто ничего не знает. Вот только, разве что, рабочие. А они откуда могли узнать?
— Вот именно. Откуда? Задай себе этот вопрос, Федь. Уж я то знаю, что если человек верит во что-то искренне — его в этом не переубедить. Вот и ты также. Тебе вот хочется верить во всякие заговоры, ущемления людских жизней, антигуманизм, вот ты и видишь его повсюду. А то, что та афёра с Тринадцатым сектором спасла наш Город? Это для тебя что? Тоже антигуманизм? Убить одного ради того, чтобы спасти тысячу. Либо убить вообще всех. Вот сиди и делай выбор, а потом говори, что Капитан такой сякой плохой и ля-ля-ля. И ничего, что эти люди на Чернухе искупают свою вину. Тот же самый мужик. Тебе его жалко? А вот мне нет. Ты бы видел глаза всех присутствующих. Хах, да они его убить готовы были, как ты не понимаешь. Я его спас! — Его кулак рухнул об стол. — Вот твоя свобода и вот твои права. Пришёл, нажрался, пошёл в тюрьму. Ничего лишнего. Сплошная романтика.