Город

— А что насчёт беженцев из Тринадцатого сектора? Их патрули начали стрелять по нашим, а наши по их патрулям. Ты тогда как глава Города пообещал принять их к себе, если они перестанут атаковать нас. И что в итоге?

— А что в итоге? Я их не принял?

— Принял.

— Ну и всё.

— Но не в Городе же!

— А кто, мать твою, про Город говорил? Я сказал, мол, приму. Я и принял. На Чернухе по крайней мере их кормят и всё прочее. А куда мне их? За стену? Там их зверьё покусает, да и сожрёт. Забыл как окончил прошлый Капитан? Ой, опять ты свою мину корчишь. А я вот лучше тебе расскажу, Паш, — он согнулся в полуобороте к юноше, более изящного пируэта набитый живот сделать ему не позволял. — Капитан, что сидел на этом посту до меня, напускал внутрь Города кучу беженцев. Ну просто всех подряд пускал. Вычитал где-то, что чем больше населения, тем богаче государство. Вот только куда пристроить это самое население и чем его кормить — вот это он почему-то не удосужился вычитать. Как итог, сотни разгневанных лиц. Пошли его свергать. Тогда ещё был основан вот этот вот орден Красноярцев, людей, которые считают, что наши города снова пригодны для жизни и в них можно вернуться, а самым подходящим для этого является какой-то город Красноярск. Ну, дурочки. Так вот. Пришли они все Капитана свергать. И что думаешь произошло? Да ничего, свергли. Чего-чего. Сидит сейчас на Чернухе. А вот посмотри на Федьку то, думаешь, че он морщится? Да потому что ему хочется зверем меня видеть, а я был тем самым единственным, который за Капитана заступился. Заступился и не свершиться самосуду. Хотели казнить его на пару, а Город разрушить, а я не дал. Так-то! — Он стрельнул указательным пальцем в воздух.

Они помолчали.

Паша спросил:

— Прям всех-всех отправили на Чернуху?

Капитан как-то странно скривился, посмотрел на парня, как смотрят на годовалого ребёнка, засунувшего большой палец в рот.

— Ну почему же всех. Кем смог заполнить свободные места, теми и заполнил. Сейчас такая ситуация в Городе, что те люди, которые сейчас лежат в больницах и ждут, когда снова смогут пойти работать, они по факту не смогут. Их места уже заняты. А Город то всех кормит. И ничего. Всё равно я антигуманист. Вот помню рыжего парнишку, дерзкого такого. Я его лично посадил в группу к Эмиелю. Какую-то часть приказал сформировать и распределить по рабочим местам. В любом случае, все были накормлены и напоиты.

— Ага, особенно Солоухин, — старик уже не втягивался в разговор и смотрел куда-то в сторону, но диалог фразами время от времени пополнял.

— Что за Солоухин?

— Да, был там один. Главный в Тринадцатом. Пришёл и начал кричать обо мне всякие гадости. Ну, его быстро утихомирили.

— Как?

— Ну, он воды просил постоянно. Пить хотел. Ребята его утопили. Опять же, задумка то не моя. Людей.

— А кто их на эти места назначил? — Снова возник Фёдор.

— А что, мне их не назначать теперь? Вот те на. А кто все эти доносы пишет на своих соседей, мол, мой сосед охотник припрятал два килограмма мяса или пять украденных талонов. Кто? Я что-ли?

— Всё равно жестоко с Солоухиным, Кэп.

— Да что ты привязался с этим Солоухиным. Солоухин, Солоухин. Других фамилий как-будто не было.

Женщина еле-еле удержалась на ногах и вновь завопила отцу Павла:

— Ваши фамилии!

Удивительно, но отец кричал и его не было слышно, зато саму управляющую слышно было отлично. Ну, относительно. Природный талант?

— Вот куча же фамилий прекрасных есть на свете и среди беженцев была. Шли, ведь, те, у кого были семьи. Там и Озёрские, и Люпены, и…

— Ваши фа-ми-ли-и!!!

— Д..тн…ы…

— Отец, мы опаздываем на корабль! Ну крикни же ты уже нормально, прошу!

Мать вцепилась в сына окостеневшими пальцами, её, такую лёгкую, сдувало на ветру как пушинку.

— Перины, Лоскутсткие, Козловы, да, вот хорошая у меня память на фамилии, Перепёлкины…

— Ну всё, Кэп, — застонал Фёдор, надеясь вернуть разговор в изначальное, более интересное ему русло.

— Фамилии! Скажите ваши фамилии!

Павел не выдержал и закричал сам:

— Дементьевы!

— Дементьевы. Вот, тоже хорошая фамилия.

Павел Скрипач упал в обморок.

Глава 3 | Охотники и волки

Пустоши

Температура -20° по Цельсию

— Сколько, сколько?

— Восьмерых.

— Да ну, врёшь?

— Не-а. Можно даже сказать, что девятерых.

— Это как?

— Ну, смотри, помню, шёл один волчара на меня тараном, прям пёр, не глядя. А я в него из гарпуна в эту его косматую тушу. Тот сразу повалился. А потом когда уходить стали, я взгляд бросил, а у волка то живот. Самка. Беременная.

— Детей защищала?

— Ага, каким образом? Раскроив череп себе и своему щенку? — Щека прижал к губам дымящийся бычок. Он целовал его так, как заботливый родитель целует своего годовалого ребёнка в темечко. Из его рта вышел клуб приятного горьковатого дыма. Они оба втянули его носами, дожидаясь своей очереди. Звонкое пламя жженой бумаги падало на лицо курящего. Теперь, когда он снял шапку-ушанку, было понятно, почему его так прозвали. Его изуродованная щека говорила сама за себя.