Город

Мясной шарф слетел с лица Петра, игольчатый снег рвал потрескавшиеся губы и слепил глаза.

Ткань сорвалась с лица, отлетела в лицо Щеке, обвилась вокруг его шеи удушающей лозой, мертвой хваткой вцепляясь в осипшее горло.

Щека бессильно повалился набок, Эмиль вместе с ним. Они остановились, рухнув медными статуями друг на друга, теряя свой последний шанс на выживание.

Поток снега безжалостно сносил их к самому дну.

Дну, из которого уже нельзя было выбраться.

* * *

Павел вошел в паб, устало повёл глазами-кузнечиками, пробежавшись, проскакавши вдоль всех столов и стульев; середина дня, а значит всего несколько посетителей, освобождённых от работы, или тех, кто работал здесь. Помимо самого Хозяина — управляющего пабом — здесь работает и его помощник, мальчик лет девяти, который умеет легче лёгкого пробиваться сквозь толпу людей, просто напросто проскакивая у людей под ногами. Куда бы мальчик не пошёл, через пару минут Хозяин снова окликает его:

— Мальчик! Мальчик!

Столов было мало, стульев ещё меньше, особенно целых, а в углу у стены покоился совсем недавно отстроенный бильярдный стол. Павел занимал очередь на него ещё позавчера, но поскольку очередь его пришла, а его самого в нужный момент не было, то заняв место на игру сейчас, он мог оказаться на месте так сотом. И то, в порядке исключения.

Краска полопалась и обветшала на потрёпанных досках.

Если бы паб подожгли, он бы вспыхнул как спичка: объятый пламенем пол, перед свой огонь на стены, а с него языки пламени дотянулись бы до потолка, который как и во всех строениях в Городе был очень низким и давящим. Возможно, только в здании администрации, где жил Капитан, он не вдавливал твою голову в плечи, а тебя самого в пол, но там Скрипачу побывать не удалось.

Хотя Павел уже не считал себя Пашей Скрипачом. Музыкант без своего инструмента не музыкант, как-бы с головой не выдавали человека его худощавые, тонкие, костлявые пальцы. Инструмент сломан, а значит парень потерял свою работу. Даже если бы он смог вызволить из Чернухи своих родителей, ему нечем бы было их кормить и не на что было бы содержать. Куда бы они отправились? Его отец за стену, а мама в бордель? Именно так. И хорошо если отец за стену всего лишь патрульным, а мать на панель обычной служанкой, но такие места выдавались лишь закоренелым жителям Города. И никак иначе.

Паша ещё раз пробежался глазами по пабу в поисках чего-то, что могло бы помочь ему решить, что делать дальше, на минуту он даже подумал, что, возможно, не стоит рисковать своим статусом, а его родителям будет лучше на Чернодобывающей станции, ведь ему даже неизвестно какие там условия содержания и труда, но абсолютно внезапно он наткнулся глазами на того, кто был главной причиной, почему его тут держали, кормили, поили и выдавали талоны.

Фёдор Абросимов, такой же ветреный как и он человек, такой же шаткой на заработок профессии, сидел за тем самым столом, за которым они сидели вчера.

Писатель, завидев знакомого музыканта, распустился подобно цветущему бутону в мае года так пятого. Абросимов, как и тот доктор, тоже был стариком, но почему-то совсем другим — ему хотелось верить. От его стеклянных кругляшков в оправе очков не веяло холодом, от них шла особая энергия проницательности, которая перемешивалась с его извечно пытливым и любопытным до каждой мелочи взглядом, в результате чего создавало впечатление не только приятного собеседника, но и хорошего человека.

Фёдор улыбнулся, помахал музыканту рукой.

С кухни потянуло варёным мясом и пряностями.

Павел Скрипач ответил ему улыбкой, быстро добрался до нужного стола, протиснувшись меж узко поставленных столов и уселся напротив старика, чуть не сбитый с ног мальчишкой-помощником.

— Ну что, как твоя голова? — Поздоровался вопросом Фёдор.

— Нормально, жить буду, — неловко бросил парень и заёрзал на стуле в ожидании других неудобных вопросов.

— Я думаю, это из-за спёртого воздуха, в пабе ближе к вечеру постоянно много народу, а мне ещё и пришлось тебя будить, вырывать из плохого сна.

— Да не переживайте, дядь Федь, из таких снов лучше вырывать и вырывать вместе с корнем.

— Это ты хорошо сказал, надо будет записать. Вырывать, хм, вырывать вместе с корнем, — задумчиво произнёс старик.

Паша молчал. Он знал, что дай дяде Феде волю, разговори, того уже будет не остановить.

— А скрипку мы тебе в случае чего новую найдём, не переживай, а то вид у тебя угрюмый совсем. Плохо без музыки?

— Ну…