Город

Валерьян Петрович Подмогильный. Город.

Предисловие.

Сюжет о крестьянине, очутившемся в городе и подвергающемся сложному влиянию урбанистской культуры, стал одним из центральных и кардинальных сюжетов украинской художественной литературы последних десятилетий. Ибо процесс индустриализации и урбанизации Украины к началу XX века начинает развиваться особо энергичным темпом. Чернозёмная крестьянская Украина, быстро покрывшаяся сетью сахарных заводов и шахт, на некогда диких запорожских степях которой дымили мощные металлургические и сталелитейные заводы, окончательно теряла свою патриархальную старосветскость параллельно с тем, как классово-расслоенные украинские сёла ежегодно в возрастающей прогрессии выбрасывали к заводским воротам и на (Городские тротуары массу крестьянской живой силы, ищущей заработка, так называемых «заробитчан». Этот процесс нашёл рельефное отражение и под социологическим и под психологическим аспектом у лучших украинских классиков предоктябрьского периода, в частности у Ивана Франко, Коцюбинского, Чернявского. Для дооктябрьской украинской литературы, в значительной мере проникнутой крестьянской психологией или, скажем точнее, психологией интеллигентов, связанных с селом, город всегда казался каким-то чудовищем, чем-то вроде верхарновского «города-спрута», каким-то развратителем душ и тел. Это понятно: город разлагал деревню, пожирал её рабочие силы. Даже у Ивана Франко — наиболее прогрессивного из дооктябрьских писателей — мы можем встретить характеристику города как людоеда. «Пришёл Матвей в город людоедов» — так начинается одна из его значительных поэм. Иным и не мог представляться чуткому украинскому писателю город дооктябрьской эпохи, когда эксплуатируемый на заводе крестьянин испытывал тройной гнёт: не только социальный и экономический, но и национальный.

Параллельно с этим в буржуазно-интеллигентских кругах украинской литературы начала XX века постепенно культивируется диаметрально противоположное отношение к городу — раболепно-восторженное, надрывно-богемское, прославляющее не подлинную мощь городской культуры, а её внешнюю, чисто показную, мишурную величественность, теневые стороны города с его туманами и копотью, с ресторанами-фантасмагориями, с его проститутками, короче говоря — город, показанный в декадентском восприятии тротуарных фланёров и завсегдатаев кафе.

В конечном счёте, оба эти отношения к городу питались своими корнями в одной и той же социальной почве и, в сущности, только дополняли и логически продолжали друг друга. Только на почве Октября, практически осуществившего смычку города с пролетаризующимся селом, урбанистские мотивы в художественной литературе находили и продолжают находить своё здоровое разрешение.

Всё же - мы это отметим сразу — Валериан Пидмогильный, несмотря на то, что автор «Города» — писатель послеоктябрьской эпохи, трактует тему о переживаниях крестьянского парня, попавшего, в городскую обстановку, исключительно в дооктябрьском декадентском духе. Проблема взаимоотношений советского города и советского села в широком плане не заинтересовала художника. Перед нами не столько роман о городе во всей его сложности, сколько повесть о городской богеме, поймавшей в свои соблазнительные сети упрямого, эгоистичного и талантливого крестьянина - вузовца. Сюжет произведения движется совсем не по широким социологическим рельсам, как можно было бы ожидать, исходя из вызывающе-подчёркнутого заглавия романа, а по узкоколейке психологизма. Центр тяжести его не в анализе социальных взаимоотношений города и сёла, а исключительно в анализе настроений центрального персонажа, перерождающегося из неуклюжего, но идейного крестьянского парня Степана в циничного, самовлюблённого богемьена Стефана. Это — если не автобиографический, то в некоторой мере автопсихологический роман, интереснейший психологический документ, посвящённый советской литературной богеме.

Замечательно, что несмотря на свою сугубую психологичность, роман оказался чрезвычайно читабельным. Уверенной рукой мастера ведёт нас Пидмогильный по этапам врастания Степана Радченко, вчерашнего повстанца и сельского культработника, в круг богемских мироощущений. С тонкой иронией показывает талантливый украинский беллетрист, как Степан Радченко, недавно ожесточённо проклинавший город за его пышные витрины, за его праздную уличную толпу, тосковавший по идиллии сельской жизни, постепенно поддаётся городским соблазнам, с трепетом вдыхает аромат парижских духов у случайно проходящей дамы, мечтает об элегантных костюмах, о внешнем лоске, и новыми костюмами, равно как и новыми — с каждым разом более «светскими» любовницами — отмечает вехи своей карьеры. С неменышей художественной убедительностью изображены беллетристом моменты смены творческого подъёма полосами творческой депрессии.