Отец. Ты ушел с работы?
Он. Нет, я решил уйти,… Вышел в отпуск и думаю не возвращаться…
Отец. Не смей этого делать!
Он. Папа?!!
Отец. Что «папа»?!… Хотя… если ты чего вбил в голову, то все… Посоветоваться решил, называется…
Он. Я не понимаю твоей реакции… Что здесь такого?… Это абсолютно мое дело… Ты забыл, что я не…
Отец. Это у тебя память короткая… Уже забыл, как канючил и каждый день донимал меня, чтобы я по своим старым каналам немножко поддавил… Вот чуть ли не здесь сидели, и ты так же, заламывая руки, говорил: «Папа, это мой последний шанс, это моя мечта, мне нужна эта работа»…
Он. Пап, я тебя умоляю,… я это помню… Но ты не передергивай… Я тогда участвовал в конкурсе на это место. И у меня были все шансы, и ты это знаешь…
Отец. А зачем тогда был весь этот ужас в глазах и надрыв в голосе?
Он. Папа, ну хватит уже!
Отец. Вот именно, хватит! Я тогда Николай Афанасьевичу звонил… Не знаю, какие у тебя тогда были шансы, дело уже давнее…, но Николай Афанасьевич мне до сих пор иногда позванивает. И совсем не для того, чтобы узнать, как у тебя дела на новом месте… И мне приходится реагировать на его просьбы… Вот так вот… А как ты хотел?!
Он. Папа… Ну так что мне теперь делать, если я не могу там работать? Я действительно страшно рвался на это место… Мне там все нравилось – и условия, и люди, и… зарплата. Зарплата очень нравилась… А теперь все делаю через силу… Все, даже бриться перед работой мучительно – на себя долго в зеркало смотреть тяжело… Потому что, как только работа стала такой… ну, бессмысленной, невыносимой, – зарплата перестала нравиться…
Отец. У тебя там неприятности? Так и скажи и не усложняй. Я тебя отлично знаю. Нагородишь массу тонких, витиеватых рассуждений, а в итоге выяснится, что тебе банально нагрубили или обидели.
Он. Да если бы,… если бы… Тут все по-другому… Пап, я уже боюсь тебе что-либо говорить, потому что ты опять скажешь, что это тонкие, витиеватые рассуждения. А для меня это не рассуждения… Я так живу сейчас… И пытаюсь, хоть как-то, объяснить тебе это. Объяснить… Я, пап, вдруг увидел, точнее, не очень вдруг, но в конце концов увидел, что эта работа… она навсегда…Ну, не в глобальном смысле навсегда, а у меня в жизни навсегда. В ней есть видимые перспективы… Но вот именно, что все варианты этих перспектив видны… И их не то чтобы мало, а просто определенное количество. И еще… можно даже почти точно просчитать, сколько денег я получу до пенсии в случае воплощения даже самых лучших перспектив… Понимаешь? Даже эту сумму можно приблизительно высчитать. И вроде бы деньги неплохие. И дело как бы не в них, не в деньгах… Но из-за того что все сводится к конкретным срокам и цифрам – столько-то денег и столько-то лет, то становится как-то смертельно скучно, а точнее тошно… И я бы, честно говоря, предпочел бы просто найти эти деньги, вот так…, на улице, и вообще бы не работать.
Отец. Что ж, понятно…
Он. Папа, да что тебе понятно? Ты так это сказал как будто я тунеядец закоренелый… или лентяй…
Отец. Нет-нет, ты не лентяй,… когда тебе что-то нужно, ты тут, действительно, расшибешься.
Он. А я не знаю других примеров…, не слышал, чтобы кому-то было что-то не нужно, а он бы расшибался.
Отец. Не цепляйся к словам… Ты о чем-то хотел меня попросить? Звонил и говорил, что у тебя ко мне просьба. Что хотел попросить?
Он. Пап, я уже не помню… не помню, о чем изначально хотел говорить… Пап, я уже сказал, я решил уехать, точнее… поехать на некоторое время, ну, съездить…Просто, это я тебе уже тоже говорил, я не могу больше делать то, что делал… а другого я ничего не умею, а теперь кажется, что и то, что умел делать, теперь не умею и не могу все это продолжать… Нет!… На самом деле могу! На самом деле все продолжаю и продолжаю… Суета вся эта, телефон все время звонит, я куда-то кому-то звоню… Нет, пап, я не уволился, я, может быть, даже и вернусь…ну, обратно, на работу… но хотелось бы верить, что не вернусь.
Отец.
Он.
Отец. Ой!