Город

Коля подбежал ко мне, раздвинул ветки, схватил меня за отвороты шинели и принялся телепать мое тело туда и сюда. Видимо, искал входные пулевые отверстия.

— Задело?

Я потряс головой.

— Тогда пошли. — Он поднял меня на ноги. — Они совсем близко.

— Поздно, — сказала Вика. Они с Марковым зашли к нам в укромную низинку, и девушка повела стволом винтовки выше по склону.

На гребне нарисовались немцы в белых куртках. До них было меньше двухсот метров — с автоматами на изготовку они осторожно продвигались цепью, опасаясь засады. Сначала на снегу появилось лишь несколько солдат, но из-за гребня возникали все новые и новые, и вскоре уже весь склон кишел людьми, охотившимися на нас.

Из кармана маскхалата Марков вытащил полевой бинокль. Осмотрел наступавших немцев.

— Вторая пехотная бригада СС, — прошептал он, передавая бинокли Вике. — Видишь?

Девушка кивнула, а от бинокля отмахнулась. Между шеренгами солдат плелись поникшие фигуры. Перемазанные грязью красноармейцы шли рядом с ошеломленными гражданскими — кто в чем, кто что успел набросить на себя, когда в деревню ворвались немцы. Некоторые бедняги шли в одних рубашках — ни пальто, ни варежек, ни шапок. Они шлепали по мокрому снегу, не поднимая голов, не говоря ни слова. Шли прямо на нас.

— Похоже, целая рота, — произнес Марков, засовывая бинокль обратно и беря винтовку на изготовку. — Вот стоило золотишко прикарманить…

Вика жестом остановила его:

— Не терпится мучеником стать?

Партизан глянул на нее, уже целясь в ближайшего фашиста.

— Пехоту бить, — сказала Вика, — это игрушки. Нам нужны айнзацы.

Марков насупился и сбросил с плеча ее руку — словно к нему на улице пристала ненормальная, денег просит.

— Не нам выбирать. Я вижу только автоматчиков.

— Айнзацгруппа А придана Второй пехотной. Сам знаешь. Абендрот где-то рядом.

Мы с Колей переглянулись. Вчера ночью мы услышали эту фамилию впервые, а сейчас каждый слог ее вселял ужас. У меня из головы не шла эта незнакомая Зоя — как она корчится на полу рядом со своей отпиленной ногой. Самого Абендрота я представить себе не мог — девушки его не описали, — но мысленно видел его руки: все в крови, а ногти ухоженные, безупречные. Эти руки откладывали пилу на половицы сельского домика.

— Да все уже, — сказал Марков. — Некуда бежать.

— А я и не говорю «бежать». У них тут больше сотни пленных. Смешаемся с ними…

— Совсем опизденела, дурища? Думаешь, если выйдешь к ним, подняв руки, они дадут тебе сдаться?

— А мы и не будем сдаваться. — Вика пригнула ветку, привстала на цыпочки и вбила винтовку покрепче между веткой и стволом. Потом опустилась на землю, стряхнула снег с перчаток и кивнула Маркову, чтоб и тот спрятал свою. — Смешаемся с пленными и дождемся нужного момента. Этих баранов они уже обыскали. У тебя же тоже пистолет есть? Давай быстрее, прячь винтовку.

— Могут еще раз обыскать.

— Не могут.

До ближайших немцев оставалось меньше сотни метров. Маскировочные капюшоны туго натянуты на головы. Марков не сводил с них глаз: розовые лица — отличные мишени для искусного снайпера.

— К ночи они половину пленных поубивают.

— Значит, мы будем в другой половине.

Коля улыбнулся и кивнул — ему замысел понравился. Такой смехотворный план он и сам мог бы разработать. Я совсем не удивился, что он доволен.

— Стоит попробовать, — прошептал он. — Если примкнем к остальным, шанс есть. А если нас заметят — ну что, вот тогда и устроим перестрелку. Хороший план.

— Говно, а не план, — проворчал Марков. — А как мы туда попадем, чтоб не заметили?

— Гранаты остались? — спросила Вика.

Марков уставился на нее. Похоже, по лицу его били неоднократно: нос — как у боксера, половины нижних зубов недостает. Наконец он покачал головой, примотал винтовку за ремень к ветке у ствола и вгляделся в наступающую колонну.

— Ну и хитрая же ты мандавошка.

— Снимай маскировку, — скомандовала Вика. — Похож на лыжника. Выделяешься.

Марков быстро расстегнул маскхалат, сел на снег и стащил его через ноги. Под низом на нем были подбитый охотничий жилет, свитера в несколько слоев и рабочие брезентовые штаны, заляпанные краской. Из подсумка он извлек «колотушку» развернул и ввинтил капсюль-детонатор.

— Надо момент рассчитать, — сказал он.

Мы сбились плотнее вокруг елового ствола, ежились и затаились. Мы почти не дышали. До первых немецких солдат оставалось метров двадцать.

Посоветоваться со мной никто не удосужился — да и с чего бы? Я рта не отрывал, ничего не предложил. После сторожки я вообще ни слова никому не сказал, и уже было поздно.

Варианты мне не нравились. Последняя перестрелка перед смертью — может, это и хорошо для такого закаленного партизана, как Марков, но я к самоубийству не готов. Выдать себя за пленного — здесь явная ошибка в расчете. Сколько нынче пленные вообще живут? Если бы спросили меня, я бы предложил либо бежать дальше — хоть и сам не знал, сколько еще пробегу, — либо залезть на дерево и переждать, пока немцы не пройдут внизу. Спрятаться в ветвях — эта мысль все больше привлекала меня: первые автоматчики уже миновали нас, не заметив.