Город ангелов

«Ладно», – говорю себе, посмотрев новым взглядом в потолок. А там – перевёрнутая шахматная доска, в чёрные клетки которых вмонтированы камеры, что заострили внимание на мне. Все, без исключения, что были в моём поле зрения, фиксируют мой каждый шаг… Любое движение!

Я делаю вид, что мне пофигу на их глаза, и ныряю между высокими прилавками. Прохожу одну сторону, сворачиваю направо, взяв какую-то фигню, и выхожу с другой стороны, где есть строительный инструментарий. Набираю две пачки гвоздей и прохожу далее, боковым зрением наблюдая за маленькими «циклопами», зависшие под потолком, как змеи. Ещё что-то беру, и погружаюсь в атмосферу другого отдела, где полно скрюдрайверов, шуруповерты, строительные перчатки, униформа и прочий набор для билдеров…

Ладно, – гвозди нам не нужны, а игры с паранойей нельзя в этот час начинать! Наверняка, охранник спрятался где-то в задней комнатушке, побоявшись выходить. Фиксирует на камеры любое наше движение, приняв за грабителей, чтобы в суде предоставить доказательства. Разберутся потом сами…

Я выбрасываю ненужное, и направляюсь в отдел электроники, чтобы помочь девушке с поиском того, что нам необходимо. А нужны нам обычные сотовые, со съёмными батареями и свободными симками; тактические фонарики… Хотя, откуда они здесь? Окей, – хоть какие-нибудь! Два телефона, пауэрбанки и солнечные зарядные устройства, портативные рации и наушники; электронные часы со встроенным компасом, запасные батареи, а также – клейкая лента и пластиковые стяжки, на случай, если придётся взять кого-то в заложники… – это всё я набрал в охапку и несусь в сторону кассира, придерживая другой рукой, в которой пистолет.

А девка меня уже ждёт.

– Ну где тебя носит, офицер? – она ещё смеет подстёгивать!? Стоит, переодевшись, на ходу доедая пончики…

А я смотрю, в чём она одета и не понимаю, как уговорить… Как вдолбить ей в голову, что на наши головы идёт охота, и не время устраивать открытие сезона яркой моды!? На ногах – сине-зелёные кроссовки с яркими шнурками; вместо серых обычных штанов – фиолетовые слаксы, с боковыми лампасами огненного цвета; ярко-зелёный свитшот и синенькая короткая шапка на голове… А, если точнее – на затылке. И снова поднятые рукава…

– Никакой яркой одежды! Ты что, глухая? – кричу ей я.

– Не глухая, офицер, – не надо так орать! – норовисто огрызается. – То, о чём ты говоришь – свободные люди так не одеваются. Понимаешь? Ты же хочешь, чтобы мы слились с толпой, верно? Не нужно одеваться в скучную одежду. Так делают только в тюрьмах… Надзиратели придумали униформу…

Я махнул рукой, показав своё безразличие к её урокам молодёжной моды – пустая трата времени. Вываливаю на стол всё то, что успел насобирать, пробежавшись между рядами, и закидываю в рюкзак. Но, что я там вижу? Там знакомые горлышка бутылочек, растыканные по боковым внутренним кармашкам; пару пачек сигарет, сухофрукты, крекеры, пачки с орешками, энергетические смеси, курага… – если «бутеры» нельзя, она собрала белково-углеводные смеси.

Ну хорошо, – хитрая сволочь! И, в то же время, – умная: если коробки с пончиками не к месту, пачки с бутербродами не разрешено, то насобирала всё, что можно есть в пути, не останавливаясь.

Я на это закрываю глаза, и молча выбрасываю сигареты и бутылочки с алкоголем. В ответ, за спиной слышу недовольный стон и звонкий голос:

– Ты же мне обещал! – возмущается она. – Тебя, не сегодня-завтра, убьют, а мне нужно дальше как-то жить, – говорит она строго. Снова этот эгоизм… – Молоко, хоть оставь…

– Молоко??? Кто сейчас пьёт молоко? – удивляюсь я.

– Я пью… Я же европеец. А европейцы все…

– Европеец? – мне становится смешно. – Да ты типичный американский…

– Я родилась в Европе, и провела там своё детство… Меня мама забрала с собой, когда было десять… – говорит она, как будто между прочим. – Неужели ты не видишь, что имя немецкое…

– Немецкое??? – вырывается из уст. «А я думал, что еврейское».

Я достаю из-за пояса пистолет, и ложу на стол, рядом со вторым. Парень смотрит на это всё из угла, залезть в который его сам попросил. По моему требованию, девушка стоит сразу за входными дверями, наблюдая за улицей в широком окне, при этом, комментируя происходящее. Я сбрасываю с себя рубашку, стаскиваю штаны и вижу небольшую рану на ноге; чувствую тупую боль и морозный холодок, поднимающийся по жилам к груди… – я уже и забыл, что меня подстрелили! Но, с другой стороны, боль важна лишь для того, чтобы подобные ошибки не допускать, правильно? И, что я делаю? Я на это всё плюю, говоря себе «не время» и перематываю скотчем, приложив к ране пару салфеток.

«Царапина», — убеждаю себя, и туго затягиваю. Пусть острая боль послужит напоминанием, что ошибок подобных допускать нельзя!

– Карин, что ты видишь? – кричу ей я, а сам натаскиваю новые штаны, которые мне принесла. Серая майка – как раз на меня, и та кофта с капюшоном, в которой ходят подростки, ложится на плечи легко.