Город Антонеску. Книга 1

Великолепие дворца во все времена возбуждало аппетит «однодневных хозяев» Одессы: в 1919-м дворец служил резиденцией военного губернатора генерала Гришина-Алмазова, советская власть превратила его во Дворец моряка, а теперь вот он стал румынской префектурой.

Стараясь не обнаруживать страха, они приблизились к дворцу.

Еще издали обратили внимание на толпившихся возле него взволнованных женщин. Отталкивая друг друга, они наклонялись к подвальным окошкам и выкрикивали имена: «Коля! Митя! Андрю-ша-а!»

В зарешеченных этих окошках виднелись головы мужчин, видимо, пришедших на регистрацию коммунистов, которых, несмотря на обещания, все-таки задержали и заперли в подвал.

Тася была права: «регистрация» означала арест – арест даже для коммунистов.

Не останавливаясь, они протиснулись сквозь толпу, миновали часовых у входа и проследовали до конца бульвара. А потом и дальше, слегка убыстряя шаг, – по Ласточкина, через Городской сад на Софиевскую.

На счастье, в этот день румынские патрули не останавливали прохожих.

А зачем? В этот день евреи сами шли в тюрьму, «добровольно», так же, как шли на Дальник.

От Ролли: Мы идем являться

Одесса, 8 ноября 1941 г., суббота Дворец княгини Нарышкиной 23 дня и ночи под страхом смерти

Сегодня все, кто про-ис-хождения, должны являться.

Папа сказал, что он хочет являться в Тюрьму.

Я не поняла – зачем ему нужно в Тюрьму?

Что он там забыл? Неужели пальто бабушки Иды, на котором мы все сидели под лестницей?

Но Тася кате-гори-чески не хотела являться в Тюрьму.

Тася хотела являться в префек-ту-ру.

Уф, как они ругались друг на друга.

Тася кричала: «В префектуру! В префектуру!»

А папа кричал: «Приказали в тюрьму! Значит, в тюрьму!»

В конце концов победила Тася.

Вы же знаете – Тася всегда побеждает!

Папа взял меня за руку, и мы все вместе пошли являться в префектуру.

Префектура была на бульваре, где я раньше всегда каталась на моем двухколесном велосипедике, который теперь потерялся вместе со всеми другими игрушками.

Мы шли и шли, пока не пришли и не увидели префектуру.

Префектура была в большом желтом доме с длинными окнами. А под ними еще другие – маленькие, и люди в них виднеются. Правда, не целые люди, а только головы от них. И все они – эти головы – что-то кричат.

А на улице стоят тетки разные и тоже кричат. Одна зовет Колю.

Громко так: «Ко-ля! Ко-ля!»

Хочет, наверное, чтобы этот Коля вышел на улицу или в окошко выглянул.

А этот гадкий Коля и выходить не хочет, и в окошко не выглядывает.

Даже жалко мне эту тетку стало.

А у двери в дом солдаты. Такие, как раньше, в Тюрьме, которые меня от папы отдирали и на плитки выбрасывали. Они на нас, конечно, немножко посмотрели, но не стали кричать и винтовками размахивать. Так что я даже не очень испугалась.

А Тася, как видно, передумала являться.

Потому что папа сильно сжал мою ладошку. Я уже знаю, что, когда он так сжимает, не нужно бояться и плакать и не нужно спрашивать. Нужно просто идти чуть-чуть быстрее.

Вот мы и пошли – чуть-чуть быстрее, и еще чуть-чуть.

Мимо окон. Мимо голов.

Мимо теток и мимо солдат…

Идем и идем. И проходим. И прошли.

И пошли дальше…

И пришли обратно – к тете Норе на Софиевскую.

Охота на волков

Результаты, достигнутые «регистрацией», не удовлетворили Антонеску – слишком мало евреев, с его точки зрения, попало к ним в лапы.

Проблема, видимо, заключалась в том, что в Одессе вообще осталось очень мало мужчин призывного возраста – ведь большая часть из них была призвана в армию или эвакуирована с предприятиями.

Но «Красная Собака» никак не мог это взять в толк.

Ему все казалось, что «вооруженные до зубов жиды» где-то скрываются, и он приказал немедленно их изловить.

И началась «охота на волков».

Настоящая охота с оцеплением, криками загонщиков, выстрелами и пятнами крови на синих базальтовых плитках тротуаров.

Жандармы вновь обходят улицу за улицей, дом за домом.

Ставят оцепление. Вламываются в квартиры и, обнаружив там «жида», даже 70-летнего старика или 13-летнего мальчишку, уводят его вместе с семьей, виновной в «укрывательстве».

Не обходится, конечно, без выстрелов – ведь речь идет не об обычных людях, а об очень опасных, «вооруженных до зубов жидах», и обращение с ними соответствующее.

Жандармы действуют «героически»!

Но самое смешное… если может быть в этом кошмаре что-то смешное!.. самое смешное в том, что на чердаки и в подвалы «герои» не заглядывали – боялись!