Город Антонеску. Книга 2

Водитель выбирается из кабины, открывает задний борт грузовика, и мы с его помощью забираемся в кузов.

К нашему ужасу, кузов полон румынских солдат.

Правда, кажется, они настроены дружелюбно – в темноте, наверное, нас не разглядели.

Усаживаемся на дно у заднего борта.

«Дэй друмул! – Поехали!» — кричат солдаты водителю и стучат по крыше кабины. Грузовик трогается с места.

Солдаты дают нам кусок задубелого от мороза брезента, чтобы укрыться.

«Фриг, баб-у-шка? – Холодно, бабушка?» — спрашивает один из них.

И сам отвечает: «Фортэ рэсэ. – Очень холодно…»

Едем. Холодный ветер морозит щеки, вырывает из рук брезент. Кончики пальцев деревенеют.

Где-то в степи грузовик вдруг останавливается.

Навстречу нам движется колонна немецких машин и тоже вдруг останавливается. Что-то произошло. Образовался затор. Крики, ругань. Ревут моторы. Слепят мощные фары.

Вокруг немцы, а мы посреди степи на румынском военном грузовике?!

Сжались под брезентом, не шевелимся, не дышим.

Но вот немецкая колонна прошла, и мы снова едем.

Наконец где-то вдали появились мигающие огоньки.

На спуске, у моста, водитель останавливает грузовик и вылезает из кабины.

Через несколько минут сообщает нам: «Аичи! – Здесь!»

Приехали. Водитель открывает борт. Мы с мамой спрыгиваем на снег. Солдаты помогают бабушке выбраться из кузова. Мама сует водителю плату за проезд.

«Спаси Христос!» – на всякий случай говорит на прощанье бабушка.

«Санататэ. – Здоровья», – отвечает водитель.

По глубокому снегу пробираемся на свет из окошка ближайшей избы.

Стучимся.

«Чего надо?» — спрашивает сиплый мужской голос.

«Не знаете, где тут Шесточенки живут? Мы приехали к ним!»

Слышно, как падает тяжелый крюк запора.

Дверь открывается.

«Как не знать Шесточенков? Мы всех тут знаем, кто живет. Только далеко это, ночью не найдете. Заходите, переночуете у нас, а завтра утром, Бог даст, я отвезу вас к ним».

Входим в тепло натопленную хату. В углу перед иконой, покрытой рушником, мерцает лампадка. Вкусно пахнет свежеиспеченным хлебом.

«Попейте чайку, согреетесь. Замерзли, небось, – говорит пожилая хозяйка. – Откуда так поздно?»

«Мы с Одессы. – отвечает ей мама. – Машина поломалась, думали не доедем». И снова рассказывает историю про мужа, попавшего в плен где-то в районе Тирасполя.

Хозяйка вздыхает. Сочувствует.

Попили чаю. Устраиваемся на ночлег.

Утром хозяин отвезет нас к Шесточенкам…

«Отче наш»

В 1944-м, после освобождения Одессы, Тася прилагала огромные усилия, чтобы узнать что-либо о судьбе Норы и Эрика. Особенно настойчиво она искала ребенка, считая, что смышленый малыш мог каким-то образом выжить.

В поисках Эрика она объезжала детские дома, где содержались еврейские сироты, и добралась даже до Березовки. В этом детском доме, по слухам, был мальчик, утверждавший, что его фамилия «Эриксен».

Именно эта фамилия и обрадовала Тасю – она надеялась, что Эрик, все еще плохо выговаривающий слова, мог на вопрос о фамилии ответить: «Эрик Шер».

А прозвучало это, как «Эриксен».

Однако поездка оказалась напрасной. Белоголовый кареглазый Эриксен ничем не напоминал черноволосого кудрявого Эрика.

Значит, опять тупик…

Нора с ребенком и бабушка Ида как в воду канули – никто их не видел и о судьбе их не знал.

И вдруг, неожиданно, одна из многочисленных знакомых рассказала Тасе, что Нору, оказывается, все-таки видели!

Но не в гетто на Слободке, как можно было предполагать, а неподалеку от ее дома, в скверике на Преображенской, в том самом месте, где на пути к Пересыпи 12-й номер трамвая, скрипя, делает крутой поворот с Преображенской на Софиевскую.

Нора сидела в скверике на скамейке, прижимая к себе ребенка, и оба они были густо засыпаны снегом. Но шедшие в гетто евреи узнали ее по огромной светло-коричневой шубе из меха обезьяны. Ошибки быть не могло – эту шубу, по словам знакомой, знала «вся Одесса». Такие шубы были в Одессе только «у двух барышень Тырмос» – Норы и Таси. Как вы, наверное, помните, доктор Тырмос привез их из Парижа.

Да вот еще, спохватилась знакомая, в принципе эту «историю про Нору» описал даже один наш одессит Валентин Катаев – он приезжал сюда в 44-м после освобождения, встречался с выжившими евреями и много таких историй насобирал.

Рассказ Катаева «про Нору» назывался «Отче наш». Имя женщины в нем не называлось, но, как утверждала знакомая, Нора там «вполне узнаваема».