Город Антонеску. Книга 2

В архиве института Яд-Ва-Шем хранятся множество актов на так называемых «замороженных». В акте № 23 речь идет о 90-летней старушке из дома № 100 по улице Внешней, фамилию которой «не удалось установить». Как указывается в акте, «старуху выгнали из квартиры, раздетой» и она «провалялась всю ночь возле садика». В акте № 24 речь идет о «массовом замерзании». Из дома № 33 по улице Средней и дома № 27 по улице Разумовской были выгнаны 14 человек, семеро взрослых и пятеро детей. Все они замерзли.

Катаев: «Уже рассвело. Сквозь голубые и синие облака пара и инея хрупко просвечивала розовая заря. Она была такая холодная, что от ее розового цвета сводило челюсти, как от оскомины.

На улице показалось несколько прохожих. Они шли в одном направлении…

В это утро со всех концов города медленно тащились люди, как муравьи с ношей. Это были евреи, которые шли в гетто…

Они скользили по обледенелым тротуарам, а некоторые падали и оставались лежать, прислонившись спиной к фонарю…

Они шли мимо запертых дверей и ворот, мимо дымных костров, у которых грелись солдаты…

Мороз был ужасен… На мостовой лежали твердые воробьи, замерзшие на лету… Море тоже замерзло до самого горизонта. Оно было белое. Оттуда дул ветер…»

Евреи шли…

Вот так, обреченно, как в августе 1941-го шли евреи Николаева на еврейское кладбище, а в сентябре 1941-го евреи Киева в Бабий Яр. Так, как шли в октябре 1941-го евреи Одессы на Дальник, евреи Мариуполя – к агробазе имени товарища Петровского, евреи Ростова в Змиевскую Балку…

Евреи шли…

По словам Катаева, в это утро в Одессе из уличного репродуктора раздалось вдруг громкое «Ку-ка-ре-ку!!», и нежный детский голос торжественно прочел молитву: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да прийдет царствие Твое…».

Какое святотатство – молитва Господня в такой час…

Трудно сказать, был ли рассказ «Отче наш» рассказом о Норе.

Да это и не важно…

Нора была не единственной. Было много таких еврейских женщин, замерзших на скамейках в парках и скверах Одессы, любовно насаженных еще дюком де Ришелье. Замерзших там, на тех самых скамейках, где они привыкли сидеть летними вечерами, любуясь своими резвящимися на зеленой траве малышами.

Нора, скорее всего, тоже замерзала в тот день, прижимая к себе ребенка, в скверике неподалеку от дома.

А мимо, узнавая и не узнавая ее, шли евреи.

Нет, они не окликали ее и не здоровались с ней. В тот черный день никто никого не окликал и никто ни с кем не здоровался.

В тот черный, белый от снега, день евреи Одессы шли в гетто…

Евреи шли…

Действие девятое: «TRENUL-DRIK»

Гудок, как уголь раскаленный,

Жжет сердце. Ужас и печаль.
И поезд смерти, нагруженный,
Летит в неведомую даль.

Лев Рожецкий, узник Доманевки, ученик 8 класса школы № 47

Декларация Объединенных Наций

Вашингтон, 1 января 1942 г., понедельник Белый дом 88-й день трагедии евреев Одессы

Мы должны не надолго покинуть «Город Антонеску» и перенестись в Вашингтон, где, как нам кажется, могло еще произойти нечто такое, что спасло бы от смерти 40 тысяч оставшихся в живых евреев Одессы.

Но сначала давайте вспомним о «Trenul-Drik».

О чудовищном поезде, увозившем на смерть евреев румынского города Яссы.

Теперь «Поезд-Гроб» снова в действии.

Теперь он увозит на смерть евреев Одессы.

И снова весь мир молчит.

Как молчал тогда, в июне 1941-го. Как молчал он все эти долгие страшные месяцы, когда на всех захваченных варварами территориях шла кровавая бойня.

И только не говорите нам, господа правдолюбцы, что «мир не знал».

«Мир» знал!

Да «мир» и не мог не знать – ведь слишком открыто внаглую все это делалось.

Задолго до введения в действие лагерей смерти слухи о вопиющих преступлениях нацистов достигли всех стран мира, проникли во все слои мировой общественности. Пока наконец 1 января 1942 года в Вашингтоне 26 государств не подписали некую совместную декларацию.