Город без людей

Открыв один из ящиков, который он каждый вечер тщательно запирал на ключ, Омер достал досье с бумагами для доклада министру. Кресло, на котором он сидел, успело хорошо нагреться солнцем, светившим в окно уже несколько часов. Тепло растекалось по всему его телу. «Надо будет сказать Хасану, чтобы он по утрам опускал шторы», — подумал Омер.

Зазвонил телефон.

— Зайди ко мне на минутку, — услышал он в трубке голос советника.

Омер поднялся, взял под мышку папку с бумагами и направился в кабинет советника. Было ровно половина десятого. Коридор был пуст, если не считать рассыльных, почтительно поднявшихся со своих мест, и нескольких, очевидно, опоздавших на работу чиновников.

...В этот момент автомашина остановилась. До отлета самолета в Стамбул оставались считанные минуты. Все пассажиры заняли уже свои места. Быстро подымаясь по лесенке в самолет, он не слышал, как ему вслед кричал шофер, бежавший за ним, чтобы вручить сдачу. Сильный ветер подымал на аэродроме серую пыль. Сощурив глаза. Омер посмотрел в окно самолета. Размахивая руками и пытаясь ему что-то объяснить, внизу стоял шофер, бледный беспомощный, безголосый, словно человек из другого мира...

...Спор, начавшийся на низких тонах, постепенно разгорался. После того как советник пригрозил Омеру выбросить его из кресла начальника управления, голос его окреп и, казалось, вобрал в себя голоса всех начальников, каких Омеру приходилось слышать за двадцать четыре года службы. Поток оскорблений слился в сплошной крик. Омер уже не помнит точно тот момент, когда он вдруг потерял самообладание. Перед его глазами что-то закружилось, и он вдруг словно оглох.

Омер поднялся и, дрожа всем телом, наклонился к лицу советника.

— Я не позволю со мной так говорить...

— А кто ты такой? — продолжал орать советник. — Кто ты такой, что с тобой нельзя так говорить?

Именно в это мгновение его кулак всей своей тяжестью опустился на физиономию советника. Затем по инерции последовали второй и третий удары. Быть может, тогда ему очень хотелось увидеть советника плачущим, как плачет наказанный мальчишка...

...Самолет, набирая высоту, летел уже над облаками.

Шум мотора, наполнявший все небо, заложил Омеру уши. Сейчас в мире царила какая-то божественная гармония. Белизна облаков, золото солнца и голубизна неба смешались в бесконечном пространстве, образуя необычайную радугу цветов. В этом бесконечном пространстве самолет был подобен одинокому, затерянному в пустоте духу. Все случившееся в сравнении с этой бесконечностью казалось таким мелким, незначительным и смешным. В этих молекулах воздуха, в этом свете и сочетании цветов все словно растворилось и бесследно исчезло. Мир был наполнен одной любовью, и, казалось, сама любовь и красота обтекали фюзеляж самолета.

Омер достал бумажник и посмотрел в чековую книжку. На счету в банке у него оставалось семьсот шестьдесят лир. Никто не мог бы понять, как он, прослужив столько лет на посту начальника главного управления, довольствовался таким скромным достатком. Омер спрятал книжку в бумажник и положил его в карман.

Кто знает, может быть, это воздушное путешествие приближало его к цели, не оставляя ему даже возможности воспользоваться револьвером. В этой безграничной небесной бездне самолет может провалиться, так никогда и не достигнув земли. И тогда он увлечет Омера в бесконечное путешествие по бескрайним небесным просторам. Он сам станет частицей этой бесконечности, как незавершенный поэтом стих, как неиссякаемая мысль художника, как любовь, не знающая конца... Добрые духи будут беспрерывно витать вокруг этого стиха, этой мысли, этой любви, в радуге цветов и дожде света.

Но в самолете сидят люди, которые намерены ходить по земле, что-то на ней делать, к чему-то стремиться. Самолет не должен их подводить. Эта игра не может одинаково устроить всех этих земных людей, имеющих такие же, как и у него, руки, брови, глаза.

Рука Омера невольно потянулась к револьверу и погладила его.

Сегодня, конечно, тоже наступил бы обычный для него вечер. Севги, расставшись со своим другом, ровно в семь часов вернется домой и, не беспокоя Фатьмы и Ишика, уплетающего что-либо на кухне, уйдет в свою комнату, ляжет на кровать и погрузится в мечты.

Фатьма, накрывая стол к ужину, заметит:

— Что-то бей-эфенди опаздывает сегодня.

— Кто знает, где его носит! — ответит Реззан, поводя плечами. — Если до девяти не придет, будем ужинать без него.

Севги, мечтая о завтрашнем утре, а Ишик — о предстоящем ужине, немного подождут его.

Пройдет еще какое-то время после захода солнца, льющего сейчас свой ослепительный свет на эти белоснежные облака. Медленно наступит ночь. Время с обычной стремительностью, оставляя позади все события, подобно поезду, ныряющему в темный туннель, скроется в полночи.

— Я ложусь спать, — скажет Реззан Фатьме, — ты обождешь бея. Передай ему только, чтобы он раздевался без шума и не будил детей и меня.

«Не беспокойся, женушка, — подумал про себя Омер, — теперь я никогда уже не буду тебя будить...»

* * *