Даже из-за одной этой утомительной возни не стоило так делать. Он, безусловно, совершил глупость. Мы хозяева какой-либо тайны, пока она принадлежит лишь нам, но, как только тайна становится достоянием других, мы превращаемся в ее рабов. Однако чего ему бояться? Разве он совершил преступление? Убил человека или украл что-нибудь? Что ему может сделать полиция?
«Может быть, я преступник? — подумал Омер. — Да, именно преступник... Человек, у которого есть жена, дети, друзья и хорошее место и который в один какой-то миг пренебрегает всем этим, сведя все это к нулю, пожалуй, самый большой преступник в мире». Он живо представил себе возможный разговор с полицейским:
— А, это ты Омер-эфенди?
— Я, а что?
— У тебя жена была?
— Была.
— Дети?
— И дети.
— Тесть — отставной генерал?
— Так точно.
— Чем питаться было?
— Было.
— Во что одеться?
— Тоже было.
— Работа?
— И работа была.
— Что же ты тогда дуришь, милый человек? Куда ты бежишь и где же смысл всего этого?
— Не мог больше выдержать.
— Чего не мог выдержать?
— Да вот всего этого...
— Что ты мелешь? Ты что, сумасшедший?
— Да, — ответит он, не зная больше, что сказать.
— Что «да»?
— Сумасшедший.,
Тут он вдруг вспомнил, что забыл свой паспорт в Анкаре. Так что все его труды были напрасны. Он не сможет, конечно, получить свои семьсот шестьдесят лир, не предъявив какого-нибудь документа, подтверждающего его личность как владельца чековой книжки.
В каком-то нервном порыве он вскочил на ноги.
— Что случилось? Вы не будете ждать? — спросила появившаяся откуда-то перед ним женщина.
— Нет... ухожу, — ответил Омер, решительно мотнув головой.
При этом он взглянул на женщину даже несколько вызывающе. Внезапно он вздрогнул и у него невольно вырвалось имя, которое полностью им владело когда-то:
— Гёнюль...
Женщина подняла глаза и удивленно посмотрела на него.
— Вы меня знаете?
Омер покраснел и совсем растерялся.
— Может быть, я обознался?..
— Нет, мое имя в самом деле Гёнюль...
Омер почувствовал, как его покидают силы, а ноги подкашиваются. Беспомощно опустился он в кресло, с которого только что встал.
— Не может быть... — пролепетал он. — Это вы... вы... да?
Женщина переменилась в лице.
— Неужели вы... — прошептала она, не решаясь назвать его имя. По тому, как неслышно она это произнесла, можно было догадаться, как сильно она взволнована.
— Да, я.
В банке все были заняты своими делами. Никто не обращал на них никакого внимания. Долгое время они молча смотрели друг на друга.
Луч солнца, проникший через открытую дверь, коснулся ботинок Омера.
После паузы Гёнюль молча повернулась и скрылась за перегородкой. Прошло несколько бесконечно долгих, томительных секунд.
Когда Гёнюль появилась снова, в руках у нее была большая расходная книга и деньги. Она протянула ему деньги и, показав рукой на книгу, каким-то чужим, сдавленным голосом произнесла:
— Распишитесь здесь.
— А с Анкарой вы не разговаривали?
— Нет.
— И документы мои смотреть не будете?
— Нет.
— Благодарю, — смущенно пробормотал он.
Гёнюль ничего не ответила. Омер сунул деньги в карман, расписался в расходной книге и встал.
— Вы... — начал Омер и запнулся.
Ему очень хотелось что-нибудь сказать ей. Не мог же он так просто уйти отсюда, как чужой человек. Он чувствовал, что нужно с ней поговорить или по крайней мере спросить о ее здоровье, поинтересоваться, как она живет, счастлива ли.
Однако, встретившись с холодным взглядом Гёнюль, отвергавшим какие бы то ни было разговоры, он не нашел в себе силы продолжить начатую уже фразу.
— До свидания, — смог он только произнести.
— Всего доброго.
Улица, автомашины и люди как-то странно кружились у него перед глазами.
От дверей гостиницы он быстро поднялся наверх, не обратив внимания на дежурного, проводившего его подозрительным взглядом.