Город без людей

Интересно, что там делает сейчас Реззан?.. Видя, что он до поздней ночи не возвращается, она наверняка уже успела позвонить в министерство и всем его друзьям, а затем, не на шутку испугавшись, побежала к своему отцу в район Джебеджи. Отставной генерал, желая выяснить положение, может быть, уже начал хлопотать перед своими влиятельными друзьями. Ему, конечно, и в голову не придет, что Омер уехал в Стамбул и собирается сейчас покончить жизнь самоубийством.

Отец, мать и даже старший брат Омера давно умерли, и в Стамбуле у него не осталось родственников, у которых он мог бы остановиться. За всю свою долголетнюю службу он только однажды смог съездить в Стамбул по поручению министерства для расследования какого-то дела. Но это было лет десять назад. Все эти годы он никогда даже не вспоминал о Стамбуле. Что же касается смерти... С какой стати нормальный человек с хорошим положением, имеющий жену, детей, ведущий размеренный образ жизни, должен помышлять о смерти? Все окружающие знали его как рассудительного, скромного и аккуратного человека. Интересно, как отнеслись к его внезапному исчезновению дети, опечалены ли они? Заставило ли это Севги забыть о своем поклоннике, а Ишика — о еде? Или, может быть, наоборот, оба они, пользуясь суматохой в доме, всецело отдались своим делам и увлечениям? На все эти вопросы Омер не мог ответить себе с той ясностью, с какой оценивал сейчас свою жизнь.

«Как странно, — подумал он про себя. — Или, может быть, именно в том, что я бессилен ответить на эти вопросы, и видна подлинная цена моей жизни? Значит, все эти годы я обманывал себя и, стараясь во что бы то ни стало сохранить покой, не нашел времени даже для того, чтобы лучше узнать своих детей...»

Неджметтин, держа обеими руками поднос, толкнул ногой дверь, которая на этот раз даже не скрипнула, и поставил поднос на небольшой столик с зеркалом, стоявший в углу.

Омер достал бумажник и протянул Неджметтину пятилировую бумажку:

— Возьми... Сдачу оставь себе.

Неджметтин с нескрываемым удивлением посмотрел на деньги, потом на Омера. Подведя в уме счет, он явно отнесся с подозрением к подобного рода расточительству. Бегая глазами, он старался не то измерить, не то оценить Омера. Он скривил губы, пытаясь изобразить что-то похожее на улыбку, и проворчал каким-то недовольным тоном:

— Спасибо... — И, не промолвив больше ни слова, вышел из комнаты.

Почувствовав запах жареного мяса, Омер ощутил всю остроту голода и вспомнил, что с тех пор, как он ел в последний раз, прошло более полутора суток. Забыв даже сесть, он бросил себе в рот большой кусок хлеба и несколько кусочков мяса. Горячие поджаренные кусочки мяса, казалось, впитали в себя лучшие соки земли, они сами таяли во рту, распространяя вокруг опьяняющий аромат. «Вот я и опять соприкасаюсь с жизнью», — подумал он, усаживаясь на табуретку.

Тут он нечаянно взглянул в зеркало. Нет... Не может быть, чтобы это страшное лицо было его лицом. Нельзя поверить, чтобы оно за одни только сутки могло так неузнаваемо измениться. Из зеркала, засиженного мухами, на него смотрел обросший волосами человек с провалившимися глазами. Засаленный ворот рубахи почернел от въевшейся вместе с потом грязи и вдобавок еще был разорван. Наверное, Омер порвал его, срывая с себя галстук. Брови еще больше нависли над глазами, щеки впали.

После всего, что произошло, он впервые взглянул на себя.

«Да, вряд ли я понравлюсь ангелу Азраилу... — пробормотал он, приходя в себя от первого замешательства. — Неужели, даже решив умереть, я забочусь о том, чтобы выглядеть аккуратно, быть чисто выбритым и носить накрахмаленный воротничок? Очевидно, это стало уже моей второй натурой и въелось в меня до мозга костей. В этом я, пожалуй, уже неисправим. Да, умираю я как раз вовремя».

Он взял поднос в руки и отошел от зеркала. Видеть себя он больше не хотел. Сев на кровать, Омер швырнул вилку на пол, откусил кусок свежего хлеба и руками принялся доедать донер-кебаб. Затем, приложив бутылку к губам и запрокинув голову, с жадностью выпил всю воду до дна. Лишь несколько капель небольшими струйками сбежали по его щекам.

III