Город без людей

Каждый сейчас мысленно переносится в свой особый, только ему принадлежащий далекий мир, заново переживая дорогие для него солнечные дни, дождливые вечера, ветреные зимние ночи...

Хорошо в большом городе! Огромная площадь Таксим залита асфальтом, от которого с наступлением нового дня все больше и больше пышет теплом. Двери кондитерской «Джумхуриет» распахнуты настежь. Между столиков порхает белокурая девушка. Памятник Ататюрку блестит и переливается в лучах утреннего солнца. Судья сидит в кондитерской, не спеша пьет из белой чашки кофе с молоком и читает газету, на которой, как это ни странно, стоит дата сегодняшнего, только что наступившего дня. В нос бьет приятный смешанный аромат кофе и молока. Потом он встает, выходит на улицу и двигается вниз к площади Тунель, останавливаясь около красивых витрин, стекла которых поднимаются прямо от тротуара. Он молод и может дойти пешком до самого университета...

Хорошо в большом городе! Море, освещенное лунным светом, блестит, как днем. Лодка медленно скользит по водной глади залива Чам[22]. Помощник прокурора обнимает за талию светловолосую девушку, как зачарованный, следит за игрой лунного света на верхушках сосен, покрывающих склоны холмов и погружается в сладкие мечты о будущем. Кругом так тихо, словно они попали на какую-то необитаемую, давно забытую всеми землю.

Хорошо в большом городе! Зимняя ветреная ночь. Доктор стоит в битком набитом трамвае. Откуда-то из ночной тьмы прямо на запотевшие стекла вагона падают и тут же мгновенно тают маленькие нежные снежинки. Его нареченная стоит рядом с ним. Щеки ее разрумянились от холода. Воротник ее пальто расстегнут, и он чувствует исходящий от нее пьянящий запах женщины. Тела их тесно прижаты друг к другу. Кругом беспрерывно толкаются. Как все же хорошо стоять в тепле, когда на улице все мерзнут от холода, стоять вот так, среди людей, совершенно их не замечая, стоять рядом с ними и быть в то же время недосягаемо далеко от них...

Оглушительный шум киностудии вывел Ахмеда из задумчивости. Он очнулся. Шакир, дорогой друг Шакир крепко обнимает и целует его в обе щеки:

— Значит, ты теперь каймакамом Караисалы стал?

— Да, брат, каймакамом Караисалы, — подтверждает Ахмед.

Однако и Шакир не проявляет особого интереса к его Караисалы и к тому, что он стал теперь каймакамом.

Шакир извиняется. Начинается съемка очередной сцены фильма. У него и в самом деле нет времени не только поболтать, но даже дух перевести. Какой-то выступ огромной декорации ударяет Ахмеда по плечу. Чтобы не быть раздавленным, он отступает на несколько шагов, и, забившись в угол, прижимается к стене. Где-то рядом трещат доски, стучат молотки. Среди этого шума суетятся рабочие, перетаскивающие декорации с одного места на другое, бегают какие-то полуголые девицы, завершая на ходу свой туалет.

Из пустой рамы декоративного окна просовывается вдруг голова Лютфу, славного малого Лютфу, который, очевидно, выполняет здесь роль ассистента Шакира.

— Здорово, Ахмед! — кричит он.

Ахмед растерянно улыбается.

— Здорово...

— Где ты был?

— В Адане, — отвечает почему-то Ахмед. О Караисалы и о том, что он стал каймакамом, Ахмед на этот раз не упоминает. Он не ждет больше никаких расспросов о Караисалы, да и сам не испытывает больше никакого желания рассказывать о том, что его уезд занимает площадь в четыре тысячи пятьсот пятьдесят пять километров. Он только растерянно смотрит на Лютфу, стараясь уловить его слова сквозь шум и стук молотков.

— Как поживаешь? — кричит Лютфу. — Хорошо?

— Слава богу, хорошо, а ты?

— Сам видишь, работаем...

Да, действительно, они здесь все время работают. В этой огромной студии каждый трудится над тем, чтобы создать какой-то новый мир, воображаемый мир мечты.

Но, пожалуй, никто из них, никто в этом большом городе не замечает, что за этим искусственным светом существует огромный мир, мир, возможно, мрачный и темный, но все же реальный мир. И он, очевидно, интересует их гораздо меньше, чем какой-либо рассказ Сарояна, написанный на другом конце земного шара!

Да, большой город живет своей жизнью. Вертясь в этом адском круговороте, они не чувствуют никакой ответственности за тот мрачный мир, из которого он приехал, и ничего не хотят знать о нем.

Ахмед, как во сне, смотрит на декорации, на снующих в колеблющемся свете прожекторов полуголых девиц, и ему кажется, что все это он уже видел когда-то очень давно. Он почувствовал вдруг себя подавленным и опустошенным. Ему захотелось поскорее сесть в поезд, на котором еще только утром он летел сюда, как на крыльях, проведя перед этим бессонную ночь, полную радостных ожиданий. А теперь он готов, как на крыльях, улететь туда, в горы, в тот темный мир у подножья вершин, освещенных солнцем.

Повести

Мир тьмы

Перевод В. Лебедевой

I