Город без людей

Ломая голову над этой загадкой, Ахмед вышел из дому и начал карабкаться по крутой тропинке, ведущей к дому Кадыбабы. Тропинка была такая узкая, что, если бы на ее противоположном конце показалась корова, Ахмед вынужден бы был вернуться. А коровы из верхнего квартала вечно спускались по этой тропинке. Ах, Мозамбик... Царство узких и темных улочек...

У калитки Ахмеда встретила Джанан, дочь Кадыбабы. Ахмед видел ее впервые. Он нашел, что она меньше ростом и красивее, нежели описывал отец.

— Желаю выздоровления отцу. Надеюсь, не очень опасно?

Девушка, не смущаясь, улыбнулась:

— Спасибо. Под вечер он почувствовал себя усталым и разбитым. Должно быть, простыл...

— Мне только что сказали. Я сразу прибежал.

— Беспокойство вам... Пожалуйста, проходите.

Девушка открыла дверь, и Ахмед вошел в комнату.

— Отец... Да встаньте же. Ахмед-бей пришел.

Кадыбаба откинул одеяло и, моргая глазами, словно со сна, посмотрел на Ахмеда. Потом, делая вид, что только сейчас узнал его, сел в постели:

— Ах, это ты, сынок! Пришел!

Ахмед сел на стул, принесенный Джанан.

— Желаю скорого выздоровления. Мне только сейчас сообщили, что вы хотели меня видеть.

— Спасибо, сынок, я, должно быть, немного простудился.

— Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше, гораздо лучше, но несколько дней мне еще придется полежать.

Кадыбаба снова натянул на себя одеяло.

— Завтра у нас много дел, сын мой. Вот почему я и позвал тебя. Вместо меня заседание проведешь ты, хорошо?

Джанан стояла у двери и, пряча невольную улыбку, слушала отца.

Кадыбаба, словно только сейчас заметив ее, сказал:

— Дочка... ты разве здесь?

На этот раз, не удержавшись, девушка громко засмеялась.

— Здесь. А что, я должна прятаться от господина Ахмеда?

— Да нет, что ты. Зачем прятаться, ведь он тебе как старший брат.

Ахмед почувствовал, что необходимо хоть что-нибудь сказать:

— Я вижу сестрицу впервые. Только что имел честь познакомиться.

— Ах, так! Это она открыла тебе дверь?

— Да.

— Ну и как ты нашел мою дочь? — Кадыбаба напоминал крестьянина, который хвалит свою пшеницу. — Похожа на меня, не правда ли?

— Да... Похожа... — заикаясь, промямлил Ахмед. Проклятая застенчивость снова сковала его. Не мог же он сказать: «Девушка очень красива и совсем не похожа на тебя».

Однажды, когда Кадыбаба вернулся под вечер домой, он заметил, что жена его чем-то сильно расстроена. Эта пятидесятилетняя женщина обладала счастливым характером, благодаря которому смогла привыкнуть к тяжелым перипетиям чиновничьей жизни. Восемнадцатилетней девушкой вышла она замуж за Кадыбабу. С тех пор только и делала, что переезжала с ним из одного Мозамбика в другой, заботилась о починке треснувшей во время переезда мебели, приводила в порядок хозяйство. Первое время эта однообразная, скучная жизнь казалась ей невыносимой. Но постепенно она привыкла и через несколько лет была уже настоящей чиновничьей женой, которая абсолютно довольна своим положением. Настроение у нее портилось лишь тогда, когда к этому была основательная причина.

— Что случилось? — спросил Кадыбаба.

— Знаешь, что я сегодня слышала?

— Что?

— Очень расстроилась...

— Да не тяни ты, что такое?

— Говорят, судья Ахмед-бей...

— Ну?

— ...часами сидит, закрывшись в одной комнате с дочерью Хатидже-нинэ...

— Не может быть...

— Тебе все не может быть...

— С этой деревенщиной?

— С какой деревенщиной? Она с десяти лет жила в Адапазары... Себе на уме девица, точь-в-точь как мать.

— Тут что-нибудь не так.

— А твой молодой помощник тоже беспутный... Седеф улыбнулась ему пару раз, а он уж и забыл обо всем... Правда, говорят, сердце мужчины в этом возрасте, что лучина...

— Ахмед не такой. Это серьезный, рассудительный молодой человек.

— Ах, аллах... Разве есть на свете рассудительные мужчины?

Кадыбаба в душе был согласен с женой, но попытался возразить:

— Не все мужчины одинаковы, жена.

— Не знаю, но будет тебе известно: мы упускаем из рук холостого мужчину.

— Что же делать?

— Тебе лучше знать.

— Не могу же я взять его за ухо и силой посадить в одну комнату с нашей дочерью!

— Кто тебе об этом говорит?

— А что же еще можно сделать?

— Ты ни разу не пригласил Ахмед-бея к нам, не показал ему дочь.

— Ну, это уж слишком! — рассердился Кадыбаба. — Чтобы обо мне зубоскалил весь городок!

— А что особенного? Мы же не крестьяне, чтобы считаться с их обычаями. Если жить, как они, разве можно было посылать Джанан учиться в Анкару?