Город Бездны

– Это не все. Он ценил мой опыт и не хотел мной рисковать, поэтому не давал слишком опасных заданий. Скорее, я выполнял роль консультанта. Мне почти не приходилось носить оружие. Для этого у нас были настоящие телохранители – помоложе, лучше натренированные. Тупые копии меня самого.

– А при чем здесь человек, которого вы увидели в Эшер-Хайтсе?

– Его зовут Арджент Рейвич, – сказал я. – Раньше он жил на Окраине Неба. Его семья пользовалась там большим почетом.

– В Пологе тоже.

– Неудивительно. Если здесь у Рейвича есть связи, это объясняет, каким образом ему удалось так быстро освоиться в Пологе, пока меня мариновали в Мульче.

– Забегаете вперед. Что привело сюда Рейвича, ну и вас тоже?

Я рассказал, как оружие Кагуэллы попало не по назначению, как из-за этого погибла семья Рейвича. И как Рейвич, поклявшись отомстить, отследил путь оружия и вышел на моего хозяина.

– Вам не кажется, что он предстает в весьма выгодном свете?

– Не спорю. Но на его месте я бы никого не оставил в живых. Это была его единственная ошибка, которую я не могу простить.

– Не можете простить, что он оставил вас в живых?

– Это не было актом милосердия, Шантерель. Совсем наоборот. Негодяй хотел заставить меня страдать из-за того, что я подвел Кагуэллу.

– Извините, я не сильна в логических построениях.

– Он убил жену Кагуэллы – женщину, которую я обязан был охранять. Но оставил в живых Кагуэллу, Дитерлинга и меня. Дитерлингу просто повезло, его приняли за мертвого. Рейвич знал, что делает. Он хотел, чтобы Кагуэлла наказал меня за то, что я позволил Гитте умереть.

– И?..

– Что – и?

Было видно, что она вот-вот потеряет терпение:

– Как с вами поступил Кагуэлла?

Простой вопрос, предполагающий простой ответ. Нет, не совсем, поскольку Кагуэлла вскоре умер. Раны доконали его, хотя поначалу казалось, что они не представляют угрозы для жизни.

Почему же так трудно ответить? Почему язык онемел, а в голову пришло нечто другое? Нечто, заставившее меня усомниться в том, что Кагуэлла действительно мертв?

– Да никак, – сказал я наконец. – Но мне пришлось жить с этим позором. Наказание не слабее любого другого.

– Однако Рейвич, наверное, рассчитывал на другое.

Мы пробирались через район Полога, напоминавший увеличенный снимок внутренности легкого, – бесконечные шарики альвеол на разветвляющихся стебельках, соединенные, как мостиками, темными жгутиками свернувшейся крови.

– А разве могло быть иначе? – спросил я.

– Возможно, Рейвич пощадил вас, потому что не считал врагом. Вы всего лишь наемник, а его месть предназначалась для Кагуэллы.

– Замечательная мысль.

– И скорее всего, верная. Вам не приходило в голову, что убивать этого человека не следует? И что ему вы, быть может, обязаны жизнью?

Разговор начинал меня утомлять.

– Нет, не приходило, по той простой причине, что это не имеет никакого значения. Мне плевать, что думал обо мне Рейвич и почему решил подарить жизнь – из мести или из милосердия. Это абсолютно не важно. Важно то, что он убил Гитту и что я поклялся Кагуэлле отомстить за ее смерть.

– Отомстить за ее смерть. – Шантерель невесело улыбнулась. – Вам не кажется, что это отдает Средневековьем? Верность вассала сюзерену и все такое. Клятвы чести, кровная вражда… Не подскажете, который сейчас год, Таннер?

– Шантерель, только не притворяйтесь, будто вы хоть что-то в этом понимаете.

Она зло тряхнула головой:

– В таком случае я бы усомнилась в состоянии своего рассудка. Но все же на кой черт вы прилетели сюда? Чтобы исполнить клятву? Ради этого идиотского принципа – кровь за кровь?

– А вам это кажется смешным?

– Нисколько, Таннер. Напротив, это трагично.

– Ну, для вас – может быть?

– Для любого, кто способен взглянуть на ситуацию со стороны. Вы хоть знаете, сколько времени пройдет, прежде чем вернетесь к себе на Окраину Неба?

– Не принимайте меня за ребенка, Шантерель.

– Ответьте на мой вопрос, черт побери!

Я вздохнул. Похоже, я слишком расслабился, и ситуация выходит из-под контроля. Или ее дружелюбие – еще одна аномалия, отклонение от естественного положения вещей?

– Минимум тридцать лет, – ответил я небрежно, как будто речь шла о паре недель. – И заметьте, я прекрасно понимаю, что за это время многое может измениться. Но главное не изменится, поскольку оно уже произошло. Погибла Гитта. И Дитерлинг. И Мирабель.

– Что?

– Кагуэлла погиб.

– Нет, вы сказали «Мирабель».