Город бездны

Внезапный заряд ливня заставил меня спрятаться под карнизом здания. Я выставил ладонь козырьком, защищая трубку, и лицо Зебры покрылось рябью, словно поверхность воды.

— Если хочешь знать, лично я ничего против Уэверли не имел. Ничего такого, за что следовало бы пустить пулю в лоб.

— Насколько мне известно, ты пользовался не пулями.

— Он припер меня к стенке. У меня не было выбора, мне пришлось убить его. И я справился быстро, имей в виду.

Я не стал вдаваться в подробности и рассказывать, как на самом деле кончил Уэверли. Он стал жертвой малчей, но что это меняет?

— Вижу, ты вполне способен о себе позаботиться. Мне стоило догадаться, когда я нашла тебя в том доме. Обычно до него добраться не успевают. Тем более — получив до этого ранение. Кто ты такой, Таннер Мирабель?

— Человек, который очень хочет выжить, — сказал я. — Извини, мне пришлось у тебя кое-что прихватить. Я благодарен тебе и при случае непременно отплачу. За заботу и прочее.

— Тебе ни к чему куда-то идти, — сказала Зебра. — Я обещала спрятать тебя до конца Игры.

— Боюсь, у меня срочные дела.

Я зря это сказал. Зебре совершенно не следует знать о том, что я ищу Рейвича или кого-то еще. Теперь у нее появится повод подумать, каким образом выманить меня из убежища.

— Как ни странно, я почти готова поверить твоему обещанию, — проговорила она. — Не знаю почему, Таннер, но мне кажется, что ты держишь свое слово.

— Ты права. И когда-нибудь это будет стоить мне жизни.

— Что ты имеешь в виду?

— Неважно. Лучше скажи, сегодня кто-нибудь Играет? Кому, как не тебе, об этом знать.

Зебра ненадолго задумалась.

— Да. Но что тебе до этого, Таннер? Неужели ты ничему не научился? Тебе повезло, что ты остался в живых.

Я улыбнулся.

— Пожалуй, пока я не могу сказать, что Город Бездны мне осточертел.

Вернув телефон дилеру, я попытался обдумать дальнейшие перспективы. Но лицо Зебры, звук ее голоса стояли за каждой моей мыслью. Зачем я ей позвонил? Единственный повод, который я смог придумать, — необходимость принести извинения. Совершенно бессмысленный поступок. Это был жест, который скорее должен был успокоить мою совесть, нежели женщину, которую я обокрал. Я прекрасно понимал, насколько ее оскорбило мое предательство, понимал, что в обозримом будущем не смогу отплатить ей. Однако что-то заставило меня позвонить. Сняв поверхностный слой, чтобы докопаться до подлинной причины, я обнаружил лишь калейдоскоп эмоций и порывов. Ее запах, звук ее смеха, изгиб ее бедер. Полосы на ее спине, которые сначала превратились в волны, а потом выпрямились, когда наша любовная игра закончилась, и она откатилась от меня. То, что я обнаружил, мне не понравилось. Поэтому я захлопнул эту шкатулку, словно в ней кишели ядовитые змеи.

Я вернулся на рынок, чтобы шум толпы приглушил мои мысли и помог сосредоточиться на более важных вещах. У меня еще оставались деньги. По меркам Малча я был настоящим богачом, хотя в Кэнопи эта сумма показалась бы смешной. После расспросов я смог сориентироваться в ценах и снял себе комнату в нескольких кварталах от рынка, в одном из районов Малча — надо сказать, не самом захолустном.

Правда, о моем жилище сказать такого было нельзя. Квартира занимала угол пристройки — качающегося восьмиярусного куба, одного из наростов, облепивших основание огромного здания. Скоре всего, возраст этого нароста был весьма почтенным, поскольку он успел обзавестись новообразованиями вроде лестниц — приставных и обычных, горизонтальных площадок, сточных систем, решеток и клетей для животных. В общем, это сооружение — далеко не самое безопасное в Малче — пребывает в таком состоянии уже не первый год и вряд ли сочтет мое прибытие сигналом к обрушению.

Я проследовал по бесконечной череде лестниц и площадок, перешагивая через дыры в бамбуковом настиле, сквозь которые, с головокружительной высоты, просматривалась улица. Мою комнату освещали газовые светильники. Однако, как я заметил, в другие части комплекса было проведено электричество. Где-то внизу без умолку жужжали метановые дизель-генераторы, ведя неравное состязание с уличными музыкантами, зазывалами, муэдзинами, разносчиками и животными. Но вскоре я перестал замечать эти звуки, а когда задернул шторы, в комнате воцарился вполне уютный полумрак.

Кроме кровати, мебели в комнате не было. Но что мне еще нужно?

Усевшись на кровать, я задумался. Пока сцены из жизни Хаусманна не вклинивались в мое сознание, я мог анализировать их с холодной отстраненностью патологоанатома.

В них было нечто странное.

Я прибыл сюда, чтобы убить Рейвича, и вдруг — совершенно неожиданно — столкнулся еще с одной проблемой. Она состояла не только в том, что меня начали посещать видения, — это была лишь часть проблемы. А ведь все начиналось вполне заурядно. Нельзя сказать, что я был им рад, но не сомневался, что смогу от них избавиться, поскольку знал, чем все может обернуться.