Город Бога

Валерон пошёл дальше. Спустя минуты три блужданий по коридорам он нашёл, практически у самого выхода на арену командиру для гладиаторов, такую же серую и прохладную, как всё тут. Как только он переступил порог, перед ним предстало больше полусотни мужчин и женщин, от подростков до пожилых людей, которые передвигаются еле как. Тут много кого — и нищие в лохмотьях, накопившие один песо для входа, и вполне зажиточные люди, стремящиеся попасть в благой квартал. Все заняты своим делами — кто-то точит меч, лязгая по всей комнате металлом, кто-то проверяет пистолет, а кто-то шепчет молитву. Другие же активно разговаривают и веселятся, смеются в истерике и безумии.

— Во! — кто-то крикнул. — Свежее мясо к нам закинули!

— Какой хлопец… сегодня будет знатное веселье!

Вид этих людей вызывает недоумение, но большее негодование и боль души рождается от осознания, что через несколько минут какой-нибудь сорокалетний жлоб зарубит какую-нибудь девчонку пятнадцати лет или пристрелит пацана, которому ещё вчера восемнадцать стукнуло. Данте искренне ненавидел арены у себя дома и «дома крови», в которых люди могли часами рубить друг друга, а тут он попал в самое пекло этого развлечения.

Пара гладиаторов, закрепив леску между зубами много позже и сглотнув пакетики к ним привязанные, сейчас достали их, а кто-то из-под мантий вынимает бутылки и шприцы с разноцветным содержимым и давай принимать всё это. Боевые наркотики, да и просто наркота должна успокоить тело, точнее сделать его бесчувственным и придать энергии сил. Данте уже предвидит, как его разорвёт какой-нибудь крупный перекормыш в наркотическом угаре. А таких амбалов тут хоть отбавляй — из полсотни десять точно похожи на шкафы с перекаченными мышцами, которые пришли с массивными двухметровыми тесками, нежели ножами и мечами.

Парню стало не по себе, сердце стало биться чаще, звеня ударами артерий в ушах. Он побледнел ещё сильнее, его колени задрожали, а руки похолодели. «Где мой любимый автомат?» — спросил он у себя, но в ответ лишь приближающаяся паника. Он воин и боец, давший клятву сражаться за людей, прошёл десятки сражений и стычек с самыми опасными противниками, от роботов до наёмников, но никак не гладиатор, который сражается без хорошего оружия и поддержки, в одиночестве и на потеху арене. Впервые за долгое время он чувствует убийственный страх, который вот-вот подкосит его ноги. Даже когда он мстил за гибель друзей в Сиракузы-Сан-Флорен преступному миру, с ним был его брат и наёмник. А здесь он один и в поддержку только присутствие где-то в толпе Сериль, да помощь Бога.

Чтобы не упасть, парень сел на каменный выступ, на котором сидит множество других людей, и он занял место возле очень интересного человека. У него бардовый балахон, расшитый золотыми узорами, капюшон откинут назад, а на коленях покоится двуручный простенький меч, с железным неверием в виде волчьей головы. У него короткая стрижка, почти под ноль, глаза отражают цвет янтаря, грубое лицо в общем — широкий подбородок, высокий лоб и мощный нос.

— Не-не думал, что тут бьются и слу-служители Прихода, — заикаясь, констатировал Данте и попытался взять себя в руки, глубоко вздохнув и выдохнув, вспоминая слова Сериль о страхе.

— Не думал, что тут есть трусы, — отчеканил хладно парень в бардовых одеждах, — ты боишься, парень? Боишься умереть там, на песке и навсегда сгинуть?

— Нет, — ответил Данте, — не боюсь. А ты?

— Я хожу под сенью самого Кумира. Я не могу пасть, а потому и страх мне не ведом.

— Так что ты тут делаешь?

— Я пришёл сюда, чтобы восславить наш Приход, доказать, что у него есть достойные войны, дать бой всяким крысам, отвергающим свет Кумира. Ну и естественно попасть в «Освещённый Духами» квартал… и увижу возможного самого Кумира. А ты за что биться вышел? За деньги? За славу? Так знай, они не более чем пыль в этом мире. Не для этого я снял с себя Святые Сентенции и дал право ударить себя.

— Ох, лучше скажи, как тебя зовут.

— Имя моё — Илья.

— Странное имя для этих мест, — удивился Данте. — Ты случаем не с северо-востока Европы?

— Нет. Оттуда были мои далёкие предки, осевшие тут, когда начался всеобщий разлад. Тут они и остались.

— Как и мои, — вмешался в разговор высокий чернокожий парень, — они тоже тут остались.

— А ты кто? — спросил Данте.

— Я Мохаммед. Запомни моё имя. Когда ты умрёшь, расскажешь его духам на небе, как имя победителя.

— Духам не нужны имена, чтобы знать победителя, — грубо выговорил Илья. — Они сами выберут победителя. Парень, а как тебя зовут? — пихнув коммандера, спросил культист.

— Я Данте. Ты спрашивал, за что я сражаюсь. Честно и сам порой не могу понять. То ли за самого себя, то ли за человечество.

— Человечеству нужна наша вера и власть Прихода, чтобы оно расцвело. Я с самых лет, как и мои предки, служу на благо Храмов и народа, а поэтому говорю, чтобы люди по всему полуострову объединились под нашими стягами. Только тогда всё будет ладиться, — с рвением фанатика отчитал проповедь Илья.