— Что-о? — послышался подавленный голос. — Удивлён?
Из тени вышел Илья, потряхивая при каждом шаге местами надорванным балахоном. Данте инстинктивно сделал шаг назад, бросив мимолётный взгляд на товарища, и крайне подивился. Одухотворённое «приходскими истинами» лицо Ильи пропало, исчезло как утренний туман, а вместо него, на Данте уставлено мрачное и угрюмое выражение внутреннего и глубокого разочарования серыми красками расписавшее физию. Два уставших потухших жизнью глаза смотрят на Данте, и оттого парню становится не по себе, он аккуратно прикладывает ладонь к месту, где у него спрятан нож. И чем ближе подходил служитель Прихода, тем сильнее воздух стал насыщаться парами и запахами алкоголя, который быстро вытеснил все остальные запахи.
— Илья, что с тобой случилось? С тобой всё в порядке?
То ли бессильная ухмылка, то ли оскал злобы дотронулся до уст Ильи, а проблеск безумия поселился нездоровым светом в его глазах.
— Со мной?! Не-ет, со мной не всё в порядке! — разошёлся мужчина и, осмотревшись, поняв, что так кричать нельзя, чуть тише продолжил. — Всё пропало, всё ложью оказалось.
— Только спокойнее, — убрал с поясницы руку Данте, — нам не нужно внимание.
— Хорошо, — успокоился мужчина и тяжко выдохнул, положив правую руку на пояс. — Когда мы спустились с верхнего квартала, я не мог найти себе место. Как… скажи, как столь просвещённый люд мог так себя вести? Работорговля и похоть, полный срам и разврат… я думал, что только мы, здесь внизу, можем ползать в грязи разврата, ибо не обладаем праведностью «небожителей»… я ошибся.
— И ты пошёл в ближайшую… эм… где у вас наливают?
— Питейные… там подают хорошую брагу и самогон. Я не мог понять, почему «небожители» так поступают и срамятся, они же должны быть мудрее и святее. Может они это делают во благо? Но кому? И тут я понял, что они такие же люди, как и мы, только хуже… много хуже. Они, прикрываясь верою в Кумира, и положением своим, пытаются дурманить нас, хотят, чтобы мы поклонялись им, как ангелам у подножья трона Его… они ничем не лучше нас.
— Но это не единственное, почему ты вчера напился так, что даже здешние ароматы не могут заглушить твой перегар?
— Нет… всё случилось уже под вечер. Я уже собирался идти, но тут в питейную пришли служители культа нашего. Они потребовали жертву для Нового Пейсаха и владелец решил им дать собаку, которую вырастил ещё щенком.
— Мрази, — полушёпотом сорвалось с уст парня. — Но они остались недовольны?
— Ещё бы. Они взяли собаку на заклание, но заголосили, что им мало того, что Кумир недоволен и требует больше. И тут их жажда заклания пала не на животное, а на человека. На… на девочку лет десяти, что была со сродницей своей, — Илья ещё сильнее поник, его лик стал мрачнее грозовой тучи, глаза он устали на левую руку, ладонь которой сжал в кулак, что-то с хрустом раздавив. — Ты бы слышал, как она кричала и звала матушку, как билась в истерике. Это не передать.
— А ты?
— Мне стало тошно. Я не мог не вступиться и меня, мои же братья предали анафеме, за то, что я настоял, что собаки достаточно. Они только сказали: «Ты идёшь супротив Кумира, супротив его празднества великого, так будь ты проклят и отлучён от Прихода». Затем всё как в тумане. Вот я стою, а потом пелена багровая и руки мои в крови братьев. Я…я…я убил их, двух.
Данте положил руку на плечо Ильи, по-дружески похлопав, пытаясь успокоить мужчину, направивши мягко к нему вопросы:
— А почему ты раньше не ушёл? Ты же не мог не знать, что творится.
— Я не знал, ничего, абсолютно. Служил только во Храме, но поиском жертв не занимался, а когда доходили слухи, что не все были согласны отдаться под нож, я их принимал, как скверну и клевету, злостную крамолу на Приход. Пойми, раньше я не видел, что творится, раньше я не мог распознать, где зло, а где добро, ибо они смешались у меня по воле Кумира, но теперь я прозрел и отказываюсь нести службу Приходу.
— И что ты будешь делать?
— Не знаю, — надевая капюшон, шваркнул Илья. — Я пришёл сюда, лишь чтобы тебе сказать, что ты в чём-то прав. Я должен впасть в раздумья.
Ворота загромыхали и стали бурно скрипеть, а механизмы заскрежетали, давая открыться вратам.
— Скажи, что я пропал или умер, — на развороте говорит Илья, — соври. Но больше ноги моей не будет в пределах Храмов.
— Мы ещё увидимся?
— Может быть, Данте «кумироборец». — Скрываясь во мраке леса трущоб, ответил Илья и перед тем, как пропасть окончательно сказал. — Определённо встретимся.
Данте обратил взгляд полностью к распахивающимся воротам, сделав на всякий случай пару шагов назад. Люди в предвратном квартале все как один услышали, как закряхтели старенькие механизмы, а потому стали восторженно улюлюкать и кричать, ожидая, как оттуда выйдет цвет Прихода — главные чины «единственно-святой» власти. Мало кто проигнорировал стоны дерева и железа, что громом разнеслись по кварталу и каждый считающий себя «правоверным» обратил голодный взор к стене, дабы узреть духовных пастырей и усладиться одним лишь видом их.