Город богов

"Пойми, все твое сопротивление, стремление отвергнуть неизбежное, бессмысленны! С того самого мига, как ты вошел в этот мир и до конца мироздания ты будешь Шамашем".

"Я не смогу заменить вам умершего бога".

"Ты думаешь, что иной… Ты ошибаешься! Возможно, тому виной твое нежелание принять настоящее, и я никак не могу понять, почему это происходит… Шамаш, ты — тот, кем хочешь быть, ибо ты — бог. Конечно, бог не в том смысле, который вкладывает в это слово твоя собственная вера… Постарайся понять… Вот я… Я ношу титул богини, но не претендую на то, чтобы считаться одной из творцов вселенной… Я… Я лишь принадлежу к кругу их последователей, поднявшихся на одну ступень над землей, наместников здесь, на этом островке бесконечности… И ты…"

"Прости, — он поднял руку, останавливая ее. — Мне бы очень хотелось понять… Признаюсь, многое на этой земле кажется мне удивительным и странным… Но сейчас — не время для разговоров".

"Ты не понимаешь еще столь многого! Позволь мне объяснить! Поверь: без этих знаний ты обречен…!" — она чувствовала, как рвутся протянутые ею невидимые нити, призванные удерживать собеседника на месте, не давая шагнуть вниз с края бездны. Ее душа стонала, страдая от страшной боли, рожденной отчаянием и осознанием того, что она бессильна что-либо изменить. Воля Шамаша была сильнее ее. Его могущество было несравнимо большим, хотя и продолжало во многом оставаться неосознанным, невостребованным.

— Я вижу, — затрудненным, напряженным шепотом заговорила она, — я вижу множество грядущих, лежащих мертвыми камнями у твоих ног. Когда одно из них обретет жизнь, все иные исчезнут. Но пока еще… Пока еще ты можешь выбирать… И мне очень хочется, чтобы это был лучший из путей, полный надежды и веры… Мы еще увидимся. И тогда я расскажу тебе обо всем, дорогой мой брат… — ее очертания начали тускнеть, таять, словно снежинка на горячей ладони, становясь прозрачной каплей исполненной живительных сил влаги. — А пока, — ее голос, словно наполнившись великой силой, стал чистым и отчетливым. И пусть он все сильнее и сильнее удалялся, звуча уже откуда-то из-за грани миров, казалось, что он заполняет собой всю землю, окутывает сознание всех тех, кто его слышал. — Не суди меня. Не проклинай. Пойми: я делаю лишь то, что должна сделать. Я не становлюсь преградой на твоем пути, совсем нет: всем сердцем, всей душой я хочу лишь помочь…

Шамаш, — теперь говорила не тихая, печальная женщина, а грозная властная богиня, повелительница мира мертвых, — я знаю, что моя власть не подчинит тебя. Но я не могу проиграть. Не ради себя, даже не из-за тебя — во имя этого мира, у которого, как я предчувствую, верю всей душой, наконец-то появилась надежда на будущее. Я напоминаю тебе о слове, данном друзьям — обещании не вмешиваться ни во что, происходящее в городе, не прибегать к помощи силы.

Зная, что закон, направляющий твое сердце, когда оно стремится помочь попавшим в беду, сильнее любого слова, видя, что ты уже раз нарушил обет, защищая души своих спутников, прощая за минувшее, но не грядущее, я призываю творцов всего сущего, свышних, невидимых, непознанных, стоящих над силами и стихиями, повелевающих вечностью стать свидетелями и поручителями мне в том, что обет должен быть исполнен! Шамаш, ты не станешь вмешиваться ни во что, происходящее в этом городе, не сможешь прибегнуть к помощи своих сил, не…

— Нет! — упрямо проговорил колдун, не замечая, что тем самым надрывает полотно пространства, вызывая из бездн все новые вихри демонов, готовых поглотить не только один город, но и весь мир.

Хорошо… — донеслось откуда-то из-за грани мироздания, словно говоривший был за пределами всего сущего. Этот голос… Он сочетал в себе сотни, складывая в один звук неисчислимое множество смыслов, услышанный всеми, но понятный лишь одному. Завораживая, подчиняя себе, он, в то же время, оставлял свободу для выбора. — "Если ты вновь хочешь бросить свою жизнь на весы судьбы, но на этот раз не ради спасения всего мира, а лишь во имя нескольких жизней… Что ж, это твое право. Но слово было дано. И ты, не будучи больше человеком, не сможешь его нарушить… Мы не позволим тебе…"

— Однажды вы уже… — он умолк, застонав от страшной боли, пронзившей старые, казалось, уже давно зажившие раны, согнулся, опустился на камни мостовой, не в силах удержаться на израненных ногах.

"Так будет, ибо должно быть. Все случится так, а не иначе, или же не будет совсем ничего…"

— А как же эти люди? Вы не оставляете им ни капли надежды?