Город богов

А затем, когда все чувства стали настолько ярки и горячи, что сожгли полотно вечности, когда сознание, пытаясь спастись на последнем островке покоя и веры, замкнулось в себе, к нему подступила сама пустота.

Это было… Тьма, никогда не знавшая ни мрака, ни света, которые бы оплодотворили ее, тишина, не вздрагивавшая от звука. Куда ни глянь, куда ни протяни руку — всюду все одно и то же, вернее, одно Ничто, не знавшее рождения и поэтому не думавшее о смерти, не видевшее начала и никогда не достигнувшее конца.

Но душа Ларса не думала сдаваться, не смотря ни на что. Она смотрела на все происходившее с отрешенным безразличием, словно со стороны, не думая ни о чем, просто ожидая, когда все закончится.

"Я нужен ему живым. Так чего же мне бояться? — думал пленник. — Это все лишь мираж… А если и нет, что же, такая смерть лучше того, что меня ждет на алтаре…"

Он настолько убедил себя в этом, что даже сам поверил. И не стало ни страха, ни желания бороться, бежать, что-то искать, стремясь победить пустоту, отвоевать у нее осколок вечности и что-то на нем создать, обращая ничто в нечто. Нет, он просто ждал, терпеливо и спокойно, что будет дальше. Ждал, готовый продлить миг до вечности…

…Боль была первым, что вернулось к нему, воскрешая чувства, заставляя дух вновь ощутить себя частью сложного и, в то же время, такого хрупкого создания, каким был обремененный плотью человек, которому суждено страдать и порою даже стремиться к страданию с настойчивостью безумца, не задумываясь над причинами своих устремлений.

Ларс очнулся на ледяных камнях, шевельнулся, застонал.

Он с трудом разомкнул глаза, словно веки были покрыты успевшим застыть железом. Правый, заплывший и залитый кровью глаз — узенькую щелку — жгла как лава боль, левый с трудом различал в темноте очертания.

Место, куда он попал, было похоже на каменный мешок, лишенный окон и вообще какого-нибудь источника света. Если бы не черная пустота, в которой душа Ларса провела долгое время, он вряд ли сумел бы хоть что-то разглядеть в безликой темноте. А так… Хотя, невелико приобретение, когда смотреть, в сущности, было не на что, за исключением двух созданий, бывших чуждыми этому забытому богами месту, и, словно чувствуя это, сидевших, пряча лица в углу, толи не желая ничего видеть и, в особенности друг друга, толи в страхе потерять в том, что может открыться, самих себя.

Но Ларс… В этот миг ему было достаточно видеть и голый камень, когда он, будучи частью бытия, становился немым свидетельством того, что пленник выдержал и это испытание, не позволив пустоте отнять волю.

Со всех сторон были стены, на которых покоился тяжелый серый потолок, столь низкий, что вряд ли позволил бы, встав, выпрямиться в полный рост даже невысокому горожанину. Камни сдавливали сумрак, заставляя его сгуститься в текучую удушливую массу.

Он приподнялся, пытаясь оглядеться вокруг, но резкая боль отбросила его назад.

— Тихо, тихо, лежи спокойно, — услышал он рядом взволнованный полушепот, будто говоривший, или, вернее, говорившая боялась, что ее услышат чужие.

— Кто ты? — разлепив сухие, ставшие бесчувственными и непослушными, губы, спросил горожанин. Он попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на свою собеседницу, однако тонкие, но удивительно сильные пальцы удержали раненого, заставили вновь откинуться на кучу соломы, на которой он лежал, укрытый по грудь грубой серой тканью.

— Тебе сильно досталось, — проговорил голос, вместо того, чтобы ответить на вопрос.

Он был печален, исполнен грусти и страшной боли, однако, боли не физической, а духовной.

— Да, — с покойно признал тот. Его губы сжались. Брови сошлись на переносице и между ними пролегла глубокая морщинка.

— Не бойся меня, я не враг, — проговорила невидимая собеседница. Она осторожно коснулась волглой тряпицей его лба: — У тебя жар.

— Это неважно… — Ларс устало закрыл глаза. Ему нужно было время на то, чтобы хоть немного отдохнуть и собраться с силами перед тем, что его ожидало впереди. А в том, что испытания только начинаются, он был уверен.

— Готовишься к смерти? — та не понимала его нежелание продолжать разговор, сама же, судя по всему, проведя долгое время в одиночестве, страстно нуждалась в нем. — Не думай о самоубийстве. Это не поможет…

— К чему оно, когда я и так умираю.

— Твои раны очень тяжелы, но я найду способ исцелить их…

— Оставь меня, — поморщившись, он отвернулся.

— Я знаю, что ты чувствуешь…

— Откуда! — криво усмехнулся Ларс.

— Меня тоже собирались принести в жертву…

— Тебя? Мне говорили, что это будет мальчик-раб, — пленник смирился с тем, что незнакомка не отвяжется от него, и решил, вместо того, чтобы растрачивать последние силы на раздражение, найти хоть что-то полезное в словах. И, потом, подозрительный и недоверчивый, он стал думать, что его странная собеседница не случайно оказалась с ним в одной темнице.

— Зачем ты так? — та, угадав его мысли, не скрывала обиды. — Я ведь всего лишь хочу помочь!

— Тебя послал хозяин города?

— Нет! Я такая же пленница этих стен, как и ты!

— Может быть, тогда Губитель?