Караванщик проводил их хмурым взглядом настороженно сощуренных глаз. Медленно, и слишком поздно, чтобы что-либо изменять, но все-таки он начал понимать…
"Все дело в их золотниках! Золото, наверное, худое… Но насколько? Эх, я старый дурак! Угораздило же меня думать о легендах в тот миг, когда следовало заботиться о реальной жизни!… Ну и прогорел же я! И что теперь делать? Не отменять же сделку…"
Однако самым удивительным было то, что все эти мысли не особенно беспокоили его. В них сквозила досада, но не страх.
"В любом случае, это очень многое объясняет. Без всяких так Черных легенд, жертвоприношений и проклятий… — Ладно, — ему не было особой нужды успокаивать себя, когда он был спокоен и так. И, раз так, мысли двигались в совершенно определенном направлении. Ничего удивительного. Иначе он не был бы караванщиком. — Если золотники этого города хотя бы вполовину столь же ценны, как наши, то это еще ничего, жить можно… Конечно, товар стоит дороже, но я не надеялся продать столько всего… Ох, не знаю, не знаю…"
— Атен, — к нему подошел Евсей, — это правда, что нам запрещено покидать площадь?
— Несколько дней. Они…
— Лис рассказал мне, — помощник прервал его, — тебе не кажется это странным?
— Еще как! Впрочем, все остальное не менее удивительно. Я говорил с купцами…
— Мне сейчас не до торговли, — караванщик поморщился, в его голосе было нетерпение, — это твое дело. Обязанность Лиса — безопасность тела, моя же — защитить наши души. И, поверь, после всего, что я узнал, проблем у меня предостаточно. А тут еще это… — он развел руками, показывая на все вокруг.
— Чем тебе не нравится площадь? — хозяин каравана огляделся. — По-моему, вполне удобное место. Да, здесь знойно и дышать тяжело. Но это объяснимо… Что же до священного храма, — Атен поднял глаза вверх, рассматривая вознесенный холмом ввысь замок, — возможно, он действительно мрачноват и от него исходит что-то… Злое… Словно все вокруг обвито паутиной, а там живет сам паук…
— Вот-вот, а мы к нему ближе всех.
— У этого паука уже есть жертва. Да и наш караван — слишком жирная для него добыча. Переварить будет тяжело.
— Ты думаешь, его остановят проблемы с пищеварением? — горько усмехнулся Евсей.
— Что теперь говорить обо всем этом? — не выдержав, воскликнул Атен. — Мы уже приняли решение. И должны выполнять его… Лучше скажи, Лис всех предупредил, что нельзя уходить с площади?
— Это не твой запрет и вряд ли ты рассердишься на того, кто его нарушит.
— Ты хочешь, чтобы я повторил твои слова? Что ж, хорошо, может быть, тогда их смысл дойдет и до тебя: мы не должны ни во что вмешиваться. А, значит, не можем позволить себе такой роскоши, как поступать по собственному выбору! Стоит нам пересечь черту…
— Я говорил не о нас, а лишь о Нем! Он не должен вступать в противодействие с госпожой Кигаль, мы же…
— Нам придется вести себя еще осторожнее, чтобы Он не пожалел о данном нам слове. Не забывай: Он хозяин своей воле. Если что-то пойдет не так, как Он считает нужным, никакое обещание не сможет Его остановить.
— Ты прав… — Евсей помрачнел. Он чувствовал себя мухой, попавшей в паутину. Чуть дернешься — и конец… Нет, от такого сравнения становилось совсем не по себе. — Я все сделаю, — и он поспешил к собравшимся возле повозок караванщикам.
Атен же, вновь бросив на храм неприязненный взгляд, направился к повозке повелителя небес.
Она стояла в стороне, отгораживая угол площади, где на разложенных на камнях одеялах сидели малыши, весело играя разноцветными шариками. Бог солнца стоял рядом, опершись о борт повозки, не спуская с детишек пристального взгляда внимательных глаз.
Хозяин каравана подошел к нему.
Скорее инстинктивно, чем осмысленно, он принялся пересчитывать ребятишек, но те, не в силах усидеть на месте, прыгали, ползали, возились, совсем как волчата. "Да, — Атен качнул головой. Глядя на детей, он на миг забыл обо всех проблемах и улыбнулся, — малыши у всех созданий похожи друг на друга. Отличия проявляются лишь с возрастом…" Но очень скоро улыбка исчезла. Брови вновь нахмурились во власти забот.
— Здесь все?
— Да, — Шамаш повернулся к караванщику, пристально посмотрел на него, окутывая взглядом, словно шалью тепла и уверенности. Рядом с ним было спокойно, даже беды, сколь бы близкими они ни казались, не смели протянуть к душе своих морозных бледных пальцев.
— А Мати? — он не видел дочери. По идее, его сердце уже должно было учащенно забиться, заставляя лоб покрыться холодным потом в предчувствии несчастья, ведь девочка вполне могла, не получив согласия, просто взять и убежать… Но покой не покидал его дух, словно тот, раньше, чем получил ответ, знал, что все в порядке.
— Кормит волчат, — Шамаш двинулся к пологу повозки, приглашая хозяина каравана заглянуть внутрь и убедиться в этом самому, но Атен остановил его:
— Нет, ничего, я пришел не за ней. Пусть остается… Если Ты, конечно, не против.
— Ты же знаешь, что нет. Не волнуйся, торговец: здесь дети в безопасности.
Караванщик кивнул. Он чувствовал это настолько явственно, что даже в мыслях не допускал сомнений.