Город Брежнев

Наверное, это хороший знак, неуверенно подумала Таня: вряд ли весь этаж разом вымер, просто время сейчас не для домашних заседаний: взрослые на работе, дети гуляют. Я это себе уже говорила, поняла она, вышла из ступора и спустилась во двор. Обойду окрестности, потом сгоняю к карьеру – может, опять с горки катается. Если даже нет, хоть как-то время убью, все лучше, чем дома сидеть. Замерзну, правда, а на ходу согреться не получится, подошвы скользкие, ну да что делать.

Во дворе так никого и не появилось, только маленькая девочка выгуливала грязноватую болонку – видимо, совсем старую. Таня мельком одобрительно позавидовала девочке: она сама давно смирилась с тем, что родители не разрешат завести собаку: «овчарки жрут много, а болонки бестолковые, их вон все повыбрасывали». Девочка вон не выбросила, молодец.

Во дворе соседней длинной девятиэтажки было совсем пусто. Таня дошла до последнего подъезда и задумалась, куда дальше – обойти его и поискать в следующем дворе, ближе к детсадику, или выходить к остановке. Из-за дома, который она собиралась обходить, донесся невнятный шум и топот, и оттуда на огромной скорости вылетел мальчишка класса из седьмого-восьмого, яростно работавший руками-ногами, с красным лицом, еле видным за клубами пара. Незнакомый, конечно. Чего это он, как на поезд опаздывает, подумала Таня, глядя ему вслед, и машинально отступила к подъезду, потому что шум набух и из-за угла с топотом выбежали пацаны в телогрейках и тех самых шапках с козырьками и помпонами, толпа человек в шесть. Они бежали молча, сосредоточенно глядя перед собой. Большинство сжимало в руках обрезки хоккейных клюшек или бурых арматурных прутьев. На Таню взглянул лишь один, бежавший последним, – мотнул головой, сбил шаг, поскользнулся, грохнулся на покрытый ледовой коркой бетон и проехал пару метров ватным боком.

Толпа убежала, почти не обратив на это внимания, только последний крикнул на ходу, не оборачиваясь: «На точке!» Таня, ойкнув, несколько секунд наблюдала за тем, как упавший пацан, сморщившись, медленно встает, отряхивает телогрейку и просторную драповую штанину и неспешно ковыляет в ту сторону, с которой выбежал. Потом спохватилась, опустила голову и быстро пошла к дорожке, чтобы обойти эти неприятные погони и выйти к остановке с другой стороны. И чуть не налетела на пацана – он, несмотря на хромоту, уже преградил ей дорогу и теперь переминался, поглядывая то на нее, то по сторонам.

Таня поспешно шагнула назад и сама чуть не грохнулась. Не убегу ведь, подумала она отчаянно.

– Слышь, ты местная? – спросил пацан ласково и чуть задыхаясь.

Он был мелкий, не выше Тани, а лицо даже помельче, наверное: узкое, с ввалившимися серыми глазами, плоским носом и потрескавшимися губами. Еще и прыщавый. Но бегал он куда быстрее Тани и был явно сильнее. И голые красные от мороза кисти были не только в цыпках, но и в набитых мозолях, хоть и не таких элегантных, как у Артура.

Главное – не торопиться, думать и показывать, что спокойна, напомнила себе Таня. Бояться было еще нечего, но она почему-то очень испугалась. И нельзя давать цепляться к словам, точно, и надо поддерживать разговор и ничего не обещать, чтобы не психовал и не мог сказать, что дерзко смотрела и сама захотела, и что там они еще говорят, как девчонки рассказывали? А, точно, это если не конченый совсем. Но этот вроде не конченый, разговаривает вон и не угрожает.

– Мне сказали здесь ждать, – сказал она спокойно. – А тут всё, что ли, больше не появитесь?

– В смысле? – спросил пацан. – Кто тебе сказал, кто появится? Ты откуда такая?

И чего я, дура, так и не запомнила, в каких шапках какой комплекс ходит и кто с кем дружит, тоскливо подумала Таня. Ладно, что делать-то. Надо отвечать что-нибудь. Это не Артур, он не уйдет, и его не пошлешь. С другой стороны – ну да. Совсем не Артур. Некрасивый, мелкий и куревом воняет. Чего его бояться. И все равно страшно было до обоссаки.

– Юрон сказал тут быть, ты чего, – сказала она, стараясь не коситься на подъезды в надежде, что кто-нибудь выйдет.

– Какой Юрон? – спросил пацан. – Болек, что ли?

Таня неопределенно кивнула, а зря – парень продолжил:

– Какой Болек, блин, он в больничке опять. Комплекс какой?

Он сунул правую руку в левый рукав, покрутил плечом и извлек из рукава блестящую желтую дубинку, к которой толстой цепочкой была прихвачена точно такая же дубинка. Ловко перехватил и крутнул так, что одна из дубинок свистнула в воздухе и со стуком приклеилась ко второй.

Нунчаки, вспомнила Таня, отдернувшись, из ножек табуретки сделал, даже на торцах штырьки с резьбой не до конца срубил. По башке такой если с размаха – пробьет ведь.

– Двадцать второй, – сказала она, не слыша себя. – Двадцать два-ноль три.

Пацану это явно ничего не сказало, да и не могло сказать. Двадцать два-ноль один – адрес ДК КамАЗа, рядом стоял надувной спортзал без адреса, а других зданий в двадцать втором комплексе не было.