— Я ведь на самом деле не училась стрелять из таких замкнутых пространств…
— Ну, если это поможет, просто помни, что твоя меткость определит, выживет ли каждый мужчина, женщина или ребенок в этой гондоле.
— Это… точно не поможет! — в ужасе восклицает Ивонна.
— Еще я предложил бы надеть брюки, — продолжает Сигруд. — Сомневаюсь, что тебе будет удобно в вечернем наряде там, внизу.
Сигруд идет в выпотрошенную уборную и надевает несколько кобур — две для пистолетов, одну для ножа, — а также толстые кожаные перчатки. Обычно он предпочитает карабкаться с непокрытыми руками, но это в том случае, если предстоит иметь дело с камнем или деревом, а не со скользкой ото льда сталью.
Когда он выходит из уборной, Ивонна смотрит в окно на кабель.
— Будет грубо, если я скажу, что теряю веру в этот план?
— Да.
— Ладно. Тогда я утешусь тем, что буду очень громко об этом думать.
— Если вы на самом деле приступаете, — спрашивает Тати, сидя в углу, — мне надо уйти?
— Да, — говорит Сигруд. — Подберись как можно ближе к другому концу гондолы. Оставайся там, чего бы это ни стоило. Если понадобится, притворись, что спишь.
Тати колеблется, ее пальцы сжимают ручку двери.
— Тати? — зовет Сигруд.
Она молчит.
— Чего же ты ждешь? — спрашивает Сигруд.
Она опускает глаза. Потом сжимает челюсти и тихо говорит:
— Ты научил меня стрелять.
— Я что?
— Ты научил меня стрелять. Ты научил меня этому, и…
— Этому?! — переспрашивает Сигруд. — Нет, что-то не припоминаю. О чем ты меня просишь, Тати?
— Я могу тебе помочь, — дерзко говорит она. — Ты знаешь, что могу. Я могу поддержать тебя, как тетушка.
Ивонна морщится.
— Тати, дорогая…
— Вы же знаете, что я могу! — перебивает девушка.
— Я научил тебя стрелять, да, — говорит Сигруд. — В некотором роде. Но еще я научил тебя, когда стрелять. Знать, когда следует избегать битвы, не менее важно, чем знать, как сражаться.
— Но я могу тебе помочь! — с отчаянием умоляет Тати. Она подходит ближе и смотрит ему в лицо. — Прошу тебя. Пожалуйста!
Он бесстрастно глядит на нее сверху вниз.
— Нет, Тати.
— Но это несправедливо!
— Несправедливо? Несправедливо, что ты не будешь рисковать убиться или покалечиться во время этого испытания?
— Эти… эти люди отняли у меня маму! — в ярости говорит она. — Я… я заслуживаю шанса!
— Заслуживаешь? — тихо переспрашивает Сигруд. — По-твоему, пролить их кровь — справедливый поступок? Беспристрастный? Все равно что долг вернуть?
Тати окидывает взглядом комнату, будто ищет нужные слова.
— Я… я…
— Я много раз слышал из твоих уст слова Шары, Татьяна Комайд, — говорит Сигруд. — Но эти — не ее. Шара Комайд не могла ни сказать, ни подумать такое.
Разозленная Тати умолкает. Потом переводит дух, сглатывает и говорит:
— Они это заслужили. Так и есть. Я жалею, что мама не посадила их в тюрьму… или не казнила! Вообрази, какой боли она могла бы избежать, пожертвовав всего лишь несколькими жизнями. — Она качает головой, а потом с яростью говорит: — Наверное, единственный способ по-настоящему начать с чистого листа — это смыть написанное кровью.
Потом она поворачивается и выходит из каюты, хлопнув дверью.
Сигруд подходит к дыре на месте туалета и смотрит на карманные часы.
— Прошло шестнадцать минут после предыдущей опорной башни. До следующей примерно четыре.
Ивонна прерывисто вздыхает.
— О мои боги. О боги мои…
Сигруд прячет часы. Он не хочет признаваться, что слова Тати привели его в замешательство. Излившаяся из девушки беспримесная ярость его тревожит.
— Позволь мне пойти первым. Потом займешь позицию. У тебя есть одно преимущество: любая взрывчатка, которая может полететь в твою сторону, будет двигаться прямо вдоль кабеля из следующей за нами гондолы. Ничего со стороны. Нацель дробовик вдоль кабеля и стреляй во все, что увидишь. Если я упаду… — он морщится, зная, что у этого плана куда меньше шансов на выполнение. — Если я упаду, скажи команде, что увидела в следующей гондоле взрыв или что-то в этом духе. Они остановятся и разберутся… я надеюсь.
— А если я не смогу убедить их остановиться?..
— Тогда наши враги подорвут гондолу. И вы вместе со всеми остальными погибнете.
Она бледнеет.
— Не упади. Да, я хочу, чтобы ты выжил, — но, прошу тебя, только не упади.
Он забирается в дыру.
— Учту, — смотрит на нее. — Что бы ни случилось, кто-то должен добраться до Солдинского моста. Ты должна попасть туда и встретиться с Мальвиной. Она поможет тебе, Тати, — всем. Но кто-то должен туда попасть. Поняла?
— Поняла.
— Хорошо.
И он спрыгивает во тьму.
Сигруд сидит на корточках перед открытым люком. Трудно сказать, как быстро едет гондола: снег стирает любое чувство перспективы, а кабель движется так стремительно, что кажется, будто смотришь на поверхность бурной реки.
Он проверяет карманные часы. До следующей башни пара минут. Он приседает на краю — колени согнуты, руки раскинуты в стороны.
Гондола содрогается. Он чувствует, как она начинает подниматься.
Интересно, сколько у него будет времени? Как быстро они пройдут через опорную башню? За десять секунд? Быстрее?
Гондола поднимается. Скоро будет башня. Очень скоро, думает Сигруд, очень-очень скоро…