Город чудес

— Они в Мирграде, — говорит он. — Ведь трамвай ехал сюда. Они не спрятались в горах, они не отправились на морское дно, они здесь, прямо здесь, у нас под носом! — Ноков с горящими глазами поворачивается к стенам Мирграда. — Я их найду. Обещаю, найду. И все исправлю.

Тишина склоняется близко, словно пытаясь что-то сказать.

<добрый вечер сэр как дела>

— Что такое? — мягко спрашивает он. — Что ты пытаешься мне сообщить?

Тишина протягивает ему копье и указывает на наконечник. Потом тыкает себя в правую грудь, словно отмечая рану.

<прикоснулась к нему сэр я прикоснулась к нему прикоснулась>

Она протягивает ему копье, демонстрируя наконечник. Заинтригованный, Ноков берет и зажимает острие между указательным и большим пальцами.

Копье — такая же часть его, как и сама Тишина, они созданы из его сердца и сути. Он чувствует, как оно рвется к нему, говорит с ним, рассказывает, что сделало…

Копье рассказывает ему о том, как почти проткнуло даувкинда, как пронзило его одежду, слизнуло всего-то капельку его крови с правой грудной мышцы и в свой черед обожгло, зачернило его плоть, оставило свою печать внутри его тела…

«Оно его ранило. Оно его коснулось. И след прикосновения все еще на нем».

Ноков открывает глаза. Он понимает, что рана даувкинда все еще гноится: копье помнит, что оно так отчаянно пыталось сделать, и желает завершить начатое. Кажется, что копье пометило территорию, словно пес — дерево, и теперь даже с легким ветерком может уловить запах своей цели.

— Значит, мы можем его чувствовать, — говорит Ноков. — Мы можем чувствовать рану, которую ему нанесли… — он поворачивается и смотрит на Мирград. — И он здесь. Но куда же он пойдет?

* * *

Следующим вечером Сигруд, пригибаясь, крадется вдоль берега Солды. Туда, где он останавливается, падают несколько случайных снежинок, как будто зимние тучи в небесах посылают разведчиков на вражескую территорию. Влага и холод создают тяжелый туман, который прилипает к фонарным столбам в густонаселенных кварталах Мирграда, отчего улицы усеяны радужными ореолами.

«Но, полагаю, — думает Сигруд, — лучше так, чем та темень, которая здесь была раньше».

Прибрежные улочки переполнены мирградцами, сайпурцами, и время от времени даже попадаются дрейлинги. Как странно видеть все три народа вместе — и никто не кидается на других с кулаками. Городские фасады, как и население, представляют собой интересную и пеструю смесь: то покрытые шрамами старые реликвии, с большой вероятностью времен, предшествующих Мигу; то чистые и свежие кирпично-бетонные фасады магазинов; то стеклянно-металлические конструкции, что-то коммерческое и беспощадное; а потом, в конце улочки, какой-нибудь вымощенный брусчаткой участок с маленьким указателем, который сообщает зрителю о том, что здесь было до Мига.

Солдинский мост прямо впереди, и то, что раньше было узким как кость мостом, теперь представляет собой широкую — футов двести — улицу с толстыми бетонными опорами. Сигруд вспоминает, как сайпурские краны и машины что-то затевали здесь перед Мирградской битвой — видимо, они сделали свою работу, причем сделали ее хорошо.

«Но как же я разыщу Мальвину?»

Он поднимается по тропинке к мосту. Это наполовину автомобильное шоссе, наполовину рынок. Автомобили, автобусы и лимузины с грохотом и гулом проносятся мимо, обжигая воздух позади себя выхлопными газами. С крыш рыночных ларьков свисают бумажные фонарики. Он принюхивается: мясо на вертелах шипит над ярко-красными углями, струйки пара вьются над носиками медных чайников. Теплый, живой пейзаж процветающего мегаполиса.

Несмотря на это, Сигруд слегка вздрагивает. Небольшой порез от копья на его груди странным образом болит — боль кажется то горячей, то холодной. Он подумывал о том, чтобы вскрыть рану и попытаться выдавить черноту, как гной, но пока что она ему не мешает, и это точно не важнее всего, чем он занимается сейчас.

Сигруд подходит к краю моста и выглядывает наружу. Воды Солды еще не замерзли. Но он помнит, какими они были когда-то, много ночей назад, когда божественный ужас притаился подо льдом и терроризировал Мирград — когда дрейлинг, вооруженный лишь копьями и веревкой, вложил все силы в битву с этой тварью.

Впрочем, он проиграл. Урав Наказывающий поглотил его. Однако кошмары, обитавшие в брюхе чудовища, не сумели уничтожить дрейлинга, и тот каким-то образом выжил и выбрался невредимым…

Сигруд смотрит вниз, на свою руку в перчатке. «Была ли это удача? Или что-то большее?»

Голос позади него:

— Ты опоздал, засранец.

Он поворачивается. За ним стоит Мальвина Гогач, скрестив руки. Она одета как мальчик — мешковатое коричневое пальто, грива каштановых волос спрятана под черную шапочку. Выражение лица знакомое: нетерпение и язвительное презрение.

— Ты же сказала «вечером», — говорит Сигруд.

— Вот именно, вечером! — Она тыкает пальцем в ночное небо. — Это ночь, мать твою! Вечер давным-давно закончился. Как тебе вообще удавалось выполнять приказы Шары?

— Я здесь, — говорит он. — И попасть сюда было непросто. Многие могли бы погибнуть по пути.