Город чудес

– Да, – говорит Таваан. Она идет вдоль ряда постелей и смотрит на спящих. – Когда мы используем свои божественные способности, когда деформируем и изменяем реальность вокруг себя, наш враг это чувствует. Нюхом чует. Потому-то ему и удавалось действовать быстрее нас в самом начале. Те, кто пробудился, приманивали его уже самим фактом своего существования. Те, кто спал и не осознавал себя, могли оставаться скрытыми от него, но те, кто все про себя понял… Сам мир меняется, когда мы просто идем сквозь него. А когда мы собирались, встречались по двое и по трое, как будто вспыхивал яркий свет, и мишени возникали у нас на лбу.

– Здесь вам ничего не угрожает? – спрашивает Сигруд.

– Это место существует внутри моих владений, – отвечает Таваан. Она стучит кончиком пальца по своему виску. – Внутри меня. Оно не так уж сильно прикреплено к реальности. Так что ему гораздо сложнее разыскать нас тут.

– Значит, это похоже на его владения, – замечает Сигруд. – То темное место, куда меня затащил враг.

– Здесь не такое средоточие силы, – возражает Таваан. – Но кое-что общее есть.

– Это опасная игра, – говорит Мальвина, – возможно, отчаянная, но мы сохраняем им жизнь уже не один год. Те, кто не захотел спрятаться в убежище… они долго не продержались. Он быстро до них добрался. Мы удовлетворились малыми победами.

– Да уж, грандиозными их не назовешь, – говорит Таваан. – Тебе можно бегать там и заниматься ерундой, пока я сижу тут в одиночестве.

– Я же тебя навещала! – восклицает Мальвина.

– Трижды, – парирует Таваан. – Трижды за прошлый год!

– Я принесла тебе горячий шоколад!

– Да, но без горячей воды, чтобы его приготовить.

– Я же извинилась…

– Извинения, – говорит Таваан, – на вкус совсем не то, что горячий шоколад.

Сигруд громко откашливается.

– Зачем я здесь?

– Зачем? – Таваан фыркает. – Попробовать кое-что весьма отчаянное.

– Это потому что мы весьма отчаялись, – уточняет Мальвина. – Таваан, послушай – он попытался сделать сенешаля.

Глаза Таваан широко распахиваются.

– Что?!

– Ты слышала. Похоже, у него не получилось, но сам факт того, что он попытался…

– Он считает себя таким же сильным, как Божество, – говорит Таваан.

– И это почти правда. Ему почти удалось. Мы не победим в этой битве в одиночку.

– Ты поэтому попросила, чтобы я пришел? – спрашивает Сигруд у Таваан. – Чтобы помочь придумать стратегию?

Таваан удивляется.

– Я?! Я не просила, чтобы ты пришел.

Сигруд, хмурясь, поворачивается к Мальвине.

– Ты сказала… ты сказала, что «она» хочет со мной поговорить. Что за «она»?

Лицо Таваан смягчается.

– А-а. Он не знает.

– Нет, – мрачно говорит Мальвина. – Он не знает. – Она тихонько вздыхает, потом говорит: – Божественные дети… не единственные, кого мы тут спрятали. Следуй за мной. Тут совсем недалеко.

Сигруд идет за ней, все еще растерянный. От странного путешествия, чтобы отпереть дверь под Солдинским мостом и через нее попасть в эту причудливую субреальность, встретиться с похожей на сумасшедшую девушкой, которая называет себя воплощением сна… Он не может постичь, что делает здесь и какой помощи от него ждут, в особенности когда он сам едва понимает, что с ним происходит в отдельно взятый момент.

Мальвина ведет его к дальней стене, той, что с окнами. За ними темно-синее ночное небо, озаренное звездами, а перед средним, самым крупным окном – большое мягкое кресло, обращенное к Сигруду спинкой.

В кресле кто-то сидит: он видит руку на подлокотнике, маленькую и коричневую, с чернильными пятнами на пальцах.

Они приближаются. И тут он ощущает… знакомый запах.

Чай. Чай почо, крепкий и едкий.

Чернила, много чернил, густых и темных.

И еще – запах очень старого пергамента и книг, запах пыли, ароматы библиотеки с ее замшелыми томами…

Сигруд останавливается.

– Нет, – говорит он. – Нет. Этого не может быть.

Мальвина обходит кресло и глядит на него поверх спинки.

– Иди сюда, Сигруд, – мягко произносит она. – Иди сюда.

– Я не могу в это поверить, – говорит дрейлинг. Его лицо дрожит. – Я… я не могу, не могу! Это какой-то фокус.

Мальвина качает головой.

– Никаких фокусов. Просто подойди сюда. Я смогу ее разбудить лишь ненадолго. Так что поторопись.

На трясущихся ногах Сигруд приближается к мягкому креслу и медленно обходит его. И видит ее.

Она, хоть и постарела, все же осталась очень похожа на женщину, которую он когда-то знал: маленькую, непритязательную, с замкнутым лицом и большими глазами, которые за толстыми стеклами очков кажутся еще огромнее. Ее глаза закрыты – она как будто вздремнула. На ее лице куда больше морщин, чем он помнит, ее собранные в неряшливый узел волосы побелели до срока, и теперь белоснежная грива резко контрастирует с темной кожей. На ней простое синее платье и белая кофта на пуговицах; она привалилась виском к левому «уху» кресла, и на ее лице слабая гримаса – как будто такая поза слегка неудобна.

Эта женщина сделала его жизнь такой, какая она сейчас. Она вытащила его из глубин тюрьмы, после того как он все потерял, и дала ему надежду.