– Что случилось с тобой? С Шарой? Со всеми нами? Я пережила Мирградскую битву, господин Сигруд, в точности как ты. Я видела, как мир вокруг меня развалился на части, и ты это тоже видел. Я видела смерть в масштабах, которые не могла себе представить. И я потеряла то единственное, что казалось мне реальным. Я потеряла Во. Или, может быть, его у меня отняли. – Она устремляет взгляд на безжизненные пустоши. – Потом я пыталась выкарабкаться. Мы все пытались. Но случился Вуртьястан. И я перестала искать убежища в городах, среди цивилизации. И то и другое показалось мне… обузой.
– И ты поселилась здесь?
– Здесь лучше, чем где-либо. Раньше это была коневодческая ферма семьи Во, но овцы нынче ценятся намного выше. Что я должна была делать, ходить на коктейльные вечеринки? Носить обтягивающие платья и сплетничать? Вся эта ерунда больше ничего не значила. Какой-то новый божественный ужас мог явиться и сдуть все эти причудливые представления о безопасности, словно какие-нибудь семена одуванчика. Люди считают меня сумасшедшей, но я-то знаю, что не ошибаюсь. Даже людям нельзя доверять в наши дни, в чем мы убедились. Я лишь надеюсь, что ублюдков, убивших Шару, быстро выследят. Тогда, возможно, мы сумеем вернуть Тати домой в ближайшее время, и ты отправишься по своим делам, господин Сигруд.
Дрейлинг бросает на нее косой взгляд.
– И… каким, по-твоему, был вклад Шары в вашу благотворительность?
– Хм? «Вклад»? Это в смысле, помимо того что она всем руководила?
– Да.
– Ну-у. Любой, по необходимости? Мне отправляли все протоколы ее совещаний, все доклады о встречах, финансовые отчеты и…
– Может, кто-то из найденных ею сирот, – спрашивает Сигруд, – был особенным?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду что-то такое, чем Шара занялась бы лично.
– У нас были дела повышенной важности, – говорит Ивонна. – Связанные с опасностью или экстремальными обстоятельствами.
– И они попадали прямиком к Шаре.
– Разумеется. Она же была главой благотворительного фонда.
Сигруд рассеянно кивает и смотрит в холмы, затянутые туманом.
– А что такое? – спрашивает она. – Зачем все эти вопросы о фонде? Он точно не связан со смертью Шары.
Сигруд набирает воздуха и тотчас же об этом жалеет из-за боли в боку.
– Ты была права, Ивонна. Ты не сумасшедшая.
– Какое отношение это имеет к случившемуся?
– Шара умерла не из-за интриг смертных, – говорит Сигруд. – Ее убили агенты божественного существа.
Ивонна изумленно смотрит на него.
– Да что ты несешь?
– Я тебе расскажу, – говорит Сигруд. Он кряхтит, шевелит плечами, пытаясь найти удобное положение. – Но мне понадобится кресло. И желательно, чтобы эта беседа состоялась… подальше от Тати.
– Она может расстроиться?
– В каком-то смысле.
Сигруд рассказывает. Он говорит долго, больше трех часов, скособочившись на старом, оплетенном паутиной стуле в оружейной Ивонны, а сама она стоит в углу напротив. Когда он заканчивает, Ивонна долго молчит.
– Да ты… ты безумен, – произносит она.
Сигруд кивает: это естественная реакция. Он встает и начинает бродить среди собранного Ивонной вооружения, легко касаясь то пистолета, то винташа, то ножа, наклоняясь туда и сюда, чтобы подтвердить марку, модель или целостность оружия.
– Ты сумасшедший, – опять говорит Ивонна. – Ты просто чокнутый!
Он снова кивает, затем достает из кучи оружия пистолет-«карусель». Слегка улыбается, вспоминая, как Турин бегала по Вуртьястану с таким вот чудищем на бедре.
– Хватит кивать! – рявкает Ивонна. – Тоже мне, опекун нашелся!
– Твоя реакция вполне разумна, – говорит Сигруд. Он откладывает «карусель» и берет револьвер. Открывает барабан, изучает каморы. – Я говорю тебе безумные вещи. Но они также правдивы. Как тебе известно, на Континенте одно другому не мешает. – Он защелкивает барабан.
– Ты говоришь мне, что Шара Комайд использовала свой дурацкий благотворительный фонд, чтобы… чтобы находить божественных детей?!
– Да. Судя по тому, что я узнал.
– Потому что какой-то божественный ребенок-тиран пытается их пожрать?
– Да.
– И… и ты думаешь, что Татьяна – одна из них?
– Я думаю, что ее имя есть в списке, который теперь у меня, – говорит Сигруд. – И она почти точная копия девушки, что спасла меня на скотобойне. Слишком много сходства для сомнений, как я погляжу. – Дрейлинг ненадолго замолкает и смотрит на Ивонну, от которой его отделяет множество винташей. – Она делала что-нибудь странное?
– Ее мать убили! – раздраженно отвечает Ивонна. – И теперь она застряла в холмах, со мной, и уж я-то знаю, какая из меня горничная для юной барышни! Она только и делает, что плачет!
Сигруд втягивает воздух сквозь зубы.
– Что-то не складывается.
– О, вот теперь у тебя что-то не складывается! А тот остальной бред, который ты мне только что рассказал, – он, конечно, сложился тютелька в тютельку!
– Она должна сделать что-то странное. Быть чем-то бо́льшим, чем она есть.
– Или ты абсолютно неправ, и убийство Шары – просто какой-то, ну я не знаю, плод заговора континентских сепаратистов!