Город чудес

– Кормит овец и свиней. Наверное. Я не могу сказать точно, потому что мне нельзя выходить из дома. Я, видишь ли, немаловажная персона.

Сигруд садится за стол. Он собирается набить рот кашей, как вдруг Татьяна покидает свой угол и садится напротив. Она глядит на него пристально, словно видит перед собой странное животное и никак не может его классифицировать.

– Итак, – говорит она, – ты знал мою маму.

– Хм, – мычит Сигруд в ответ. – Да.

– Пистолетом пользоваться умеешь?

Он косится на шкаф с посудой.

– Умею.

Она кивает.

– И ты тоже был шпионом?

Сигруд медлит. Железное правило разведки: не бегать вокруг, крича о том, кто ты такой. Но нельзя стать достойным оперативником, не умея читать людей, – и он чувствует, что Татьяна Комайд уже знает правду и ждет от него того же.

– В каком-то смысле, – говорит он.

Она снова кивает и говорит:

– Понятно.

Звучит это немного дерзко. Потом девушка встает, хватает книгу и быстрым шагом выходит из комнаты.

Сигруд таращится ей вслед, гадая, что это было. Потом открывается задняя дверь, и входит Стройкова в грубой кожаной куртке и грязных сапогах, с винташем на плече.

– А, очухался, – говорит она. – И проголодался. Видимо, еще поживешь. – Она хмурится, услышав, как где-то в доме хлопнула дверь. – В чем дело?

Сигруд беспомощно взмахивает рукой, указывая на пустой стул напротив него.

– Татьяна была здесь, и…

– И?

– Спросила, знал ли я ее мать.

Стройкова прищуривается.

– И что ты ей сказал?

– Сказал, что знал. Потом она спросила, был ли я шпионом.

– И на это что ты ей ответил?

– Я сказал… Ну-у. Да? Хотя это не совсем правильное слово. И тогда она просто встала и ушла.

Стройкова вздыхает и сдувает с лица упавшую прядь волос.

– Ох, батюшки. М-да. Такие вот дела у нас творятся. Ходить можешь?

– Предпочел бы этого не делать, – говорит Сигруд, думая про свой раненый бок.

– А я бы предпочла не нянчить сердитого подростка и полумертвого дрейлинга, но куда деваться. Когда закончишь с завтраком, выходи наружу. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел.

– С Татьяной все будет в порядке?

– С Тати? Проклятье, конечно, нет! Мало того что она все еще скорбит, но что хуже… М-да. Очевидно, Шара не рассказала ей правду. Обо всем.

– П-правду?

Стройкова язвительно улыбается.

– Хочешь верь, хочешь нет, но Шара мне нравилась. В последние годы она стала в каком-то смысле моей подругой. Но все же я сомневаюсь в правильности кое-каких ее решений в плане воспитания. В особенности решения скрывать от единственного ребенка, что Шара была одним из наиболее успешных тайных агентов за всю историю Сайпура и лично убила двух Божеств.

Сигруд роняет челюсть.

– Она… она ей этого не рассказала?!

– Даже не намекнула. Похоже, Тати выросла, думая, что срок ее матери на посту премьер-министра – всего лишь очередной этап в карьере застенчивой чиновницы высокого ранга. Как Шаре это удалось, понятия не имею. Но теперь, когда она мертва, истина открылась. Я не могла утаить это от Тати, ведь все, что касается жизни ее матери, – международные новости. Так что поверь мне, после всего: плача, криков и ворчания, с которыми мне пришлось столкнуться в прошлом месяце, господин Сигруд, прикованный к постели мужчина, едва способный говорить, – это самый натуральный отпуск.

* * *

Сигруд следует за Стройковой, быстрым шагом идущей к маленькому сараю в дальнем углу своих владений. Он оглядывается на фермерский дом, который они покинули. Он видит, что, хотя здание нуждается в ремонте, о безопасности позаботились: на окнах решетки, а часть заколочена железными пластинами.

– Итак, – говорит Ивонна, – ты должен стать нашим телохранителем. Да?

– Думаю, общая идея была такой, – отвечает Сигруд и косится на ее винташ. – Но похоже, что ты отлично справляешься. Ты зовешь ее… Тати?

– Да. Она Тати, я Ивонна. Никакой чуши с «госпожой Стройковой», ладно? Ты не мой лакей. Был один, но я его уволила. Не доверяла. И он вообще-то побаивался овец. Как ни крути, неподходящая персона. Скажи, как ты узнал, что мы здесь?

– В каком-то смысле Шара подсказала. – Он рассказывает о своем путешествии, опуская детали о Нокове и божественном.

Ивонна тихонько смеется.

– Старушка Мулагеш… Как она меня ненавидела. Ей не нравилось, что я вмешиваюсь в сайпурскую политику. Какая ирония – ведь Сайпур-то совал свой нос в каждую избирательную урну на Континенте со времен каджа. Хотя Шара попыталась кое-что исправить.

– Как вы с Шарой сблизились?

Она останавливается и устремляет на него ясный взгляд.

– А ты как с нею сблизился, Сигруд йе Харквальдссон?

Он пожимает плечами.

– Она вытащила меня из тюрьмы.