– Потому что это место создано для меня, – говорит Ноков. – Там я могу быть самим собой. Смертным туда нельзя, даже на одну секунду. Но этот смертный… меня беспокоит. Возможно, он выжил. Он мог бы выжить.
– И куда его отправила та тень, сэр?
Ноков делает такое лицо, словно пытается просчитать в уме сложный бюджет.
– Думаю… сюда. В Аханастан. Место, которое я посещаю чаще всего. Тени, они как двери… И я оставил вокруг Аханастана больше открытых дверей, чем в любом другом месте.
Мишра медленно выдыхает.
– В Аханастане у нас больше всего ресурсов. Но есть и множество выходов. Мы будем следить за вокзалом и портами, насколько сможем. Этого может быть недостаточно, сэр.
Ноков долго молчит.
– Но… Но что мы еще можем сделать, сэр? – спрашивает Мишра.
Ноков говорит:
– Мишра, а ты знаешь, что была моей первой?
– Первой кем, сэр?
– Первой смертной, которому… которой я показал себя. С которой я сблизился и смог поговорить. Я наблюдал за тобой до того и думал, сможешь ли ты помочь мне. Но не был уверен. Однако все равно решил показаться тебе.
– Я не знала, сэр.
– Я никогда не спрашивал тебя об этом… ты всегда выполняла мои приказы, и у тебя есть полное право не отвечать, но… почему ты ко мне присоединилась? Почему ты сказала «да» в тот первый раз, много лет назад?
– Я… Я не уверена, сэр. – Она думает над ответом. – Наверное, в первый раз я произнесла ваше имя, чтобы увидеть, реально ли то, что вы предлагаете. И вы пришли, и все оказалось реальным. И мы поговорили, но… Но, когда я вас увидела, вы… кое-кого мне напомнили.
– В самом деле? – спрашивает он, удивленный.
– Да. – Она опускает голову. – Моего брата, Санджая. Его убили в Вуртьястане.
– Ох.
– Я знаю, что вы не одного возраста, сэр, но выглядите сверстниками, и… Ну вот. Вы оба… – Она долго не может подыскать нужное слово. – Вы оба верили. Во что-то. Во что угодно. А я в то время поверить не могла.
– Понимаю, – тихо говорит Ноков.
– Могу ли я узнать, почему вы спросили, сэр?
– Это сложно. Мишра, ты знаешь, что такое сенешаль?
– Прошу прощения, сэр?
– Сенешаль. Кое-что, связанное со старыми Божествами. Смертный, который наделен чудесами и благословениями Божества, а также говорит и действует от его имени. Представитель, или паладин, в каком-то смысле. Это считалось огромной честью у старых континентцев. Но есть цена. Сенешаль владеет чудесами Божества – но чудо представляет собой частицу Божества. Стать сенешалем означает поглотить эту частицу и слиться с Божеством – а на такое способен не каждый.
– Что вы хотите сказать, сэр?
Он смотрит на нее блестящими глазами.
– Я хочу сказать, что если ты сделаешься моим сенешалем, Мишра, то можешь перестать быть собой. Станешь кем-то другим. И я еще не совсем Божество. Я к этому близок. С каждой нашей победой я все ближе. Но знаю, что еще не достиг цели. Так что мне неведомо, как пройдет эта перемена.
– Я… Я понимаю, сэр.
Он некоторое время думает, потом вздыхает.
– Я не буду просить тебя об этом, пока что не буду. Но впереди нас ждет нелегкий выбор, Мишра. – Он встает. – Сообщи мне, как только что-нибудь узнаешь.
– Да, сэр. Мы услышим даже шепот о даувкинде.
– Хорошо. – Он шагает назад, во тьму. – Спи спокойно, Мишра. – Он мигает, как пламя свечи на сквозняке. Потом исчезает. С ним пропадает тьма, возвращается мягкий лунный свет, а Мишра оказывается одна в своей пустой квартире.
В темноте Сигруд видит сны.
Ему снятся воспоминания – жизнь, какой она была когда-то.
Его отец, маленький и изможденный, ждет в темном коридоре, когда Сигруд выйдет из двери. Свет факелов дрожит на каменных стенах. Воздух влажный и холодный.
Отец улыбается ему, глядя на что-то в его руках. Сигруд смотрит вниз. Он держит младенца, девочку: Сигню, которой всего-то несколько минут от роду.
– А кто тут у нас, – говорит его отец ребенку. А потом Сигруду: – А тут у нас кто?
Сигруд хмурится, заглянув в глаза отца.
– Ты не выглядишь счастливым.
Отец улыбается.
– Я счастлив. Но вместе с тем несчастен.
– Почему? Что тебя печалит?
– Я не печалюсь, Сигруд. Теперь ты узнаешь о жизни много красивых вещей. Но также много печальных.
– Например?
– Ну, для начала… – Он смотрит на внучку – она все еще спит, она все еще красива. – Теперь, когда она пришла в этот мир, твоя жизнь больше не будет по-настоящему принадлежать тебе одному.
Сигруд смотрит на Сигню, это крошечное, безупречное, хмурое существо.
Девочка открывает рот. Из него льется крик – громкий, болезненный, взрослый вопль подлинного ужаса.
Крик длится, но сцена меняется. Он в Вуртьястане, в форте Тинадеши, безумно кричит, одной рукой держа за шею девушку в военной форме, а другой вонзая нож ей в живот снова и снова, снова и снова, пока ее внутренности не начинают вываливаться наружу…
Она глядит на него широко распахнутыми глазами. Ее бледное лицо в брызгах крови – гладкое и мягкое, лицо девушки едва ли старше восемнадцати лет.
«Она была ребенком, – думает Сигруд. – Она была всего лишь ребенком».