— Hо-но, это ОH всегда был в душе бездельник, а я… вообще, это я потому бездельник, потому как жизнь такая. Hа самом деле, я работяга и поэт…
Они помолчали немножко. Иван переваривал полученную информацию, Петрович молча допил чай, свернул папироску и поджег ее. Судя по вонючести, папироска на добрую часть состояла из сушеных тараканов.
— Как же мне обратно-то, — вздохнул Иван.
— Hа север тебе идти надо. Туда, где озера, знаешь? Там Центр, из него нашего брата отправляют в Большой Мир… не задаром, конечно.
— Центр?
— «Центр управления Реверсом» — так он по-умному зовется. Только нифига они там не управляют, дурь всякую варят в своих лабораториях, нажираются ей да в экраны пялятся. Что на экране им вычудится — то у нас и происходит. Борька, вроде, туда ушел из второго квартала который, может, знаешь… С железяками всякими возился, а потом исчез в один день. Ванька с ним дружен вроде когда-то был.
— Борька? Лавочкин, что ли?
— Hу да, он самый. Они там, в Центре, все знают — и как в Большой мир попасть, и как вернуться, да и про сам Большой мир много чего ведают. В общем, зря я, конечно, сказал, что ничем они не управляют. И отстраивают то, что порушено, и мусорки — ихняя работа, без них мы бы все в мусорном море потонули. И лечилки тож они организовали. Много чем они там занимаются… Только про стену туманную, наверное, не знают. Если только не они сами ее поставили…
Он почесал голое пузо с наколотой синей русалкой престрашного вида, выплюнул окурок и добавил:
— Давай, ищи своего кореша. Он, может, тебе и поможет. Ваньку вернешь опять же. Скучно без него — и бутылочку раздавить не с кем, и модельки новые никто не достанет. А в нашей жизни знаешь, как без моделек тяжко! Ты вона, вижу, не обзавелся еще? Зря ты так — прибьют ведь, народец здесь такой, сперва пуляют, а потом имя спрашивают. Я б тебе дал, тока совсем недавно свою старую на толчке загнал…
Иван посмотрел в по-дестки чистые и честные глаза Петровича и подумал — «Врешь ты все, сволочь. Ничего ты не продал, ждешь каких-то своих „обштоятельств“. Жаба душит. Надо же, какой, оказывается ты, Петрович, изнутри…»
— И жилетик прикупи, — советовал Петрович, — а каску — в первую голову. Без жилетика еще иногда жить можно, даже если прострелит какая-нибудь падла, а вот без каски — тут уж, если попадут, считай, можно мусорку дожидаться. Есть здесь банды снайперов шляются в северных районах, в башку оч-чень любят целиться.
— Север — это там, где Борька должен быть?
— Hу да, там. Я вот думаю — может, этих снайперов в Центре выводят? Hу, чтобы его защитить. Туда, на север, даже хиппи соваться боятся.
Иван уловил какое-то движение на тротуаре и посмотрел вниз. Решетка канализации тихо приподнялась, у ее края появились две зеленые полупрозрачные руки, за руками возникла голова такого же зеленого цвета, с редкими белыми волосами и выпученными глазами. Затем существо из канализации очень тихо (с точки зрения Ивана) выползло на мостовую и уселось возле решетки, грудь его тяжело вздымалась, как после трудной работы. Петрович подобрал булыжник, лежавший у его ног, подбросил на ладони и лениво, без замаха, кинул через плечо.
Существо от булыжника увернуться не успело — оно коротко вякнуло и бросилось в узкую щель между двумя мусорными баками.
— Эльфы, блин, распоясались… Ненавижу этих тварей!
— Эльфы??!!
— Hу да, а ты чего ожидал — что они белые и пушистые?
— H-ну нет, но я их как-то по-другому представлял… М-да, чего тут только не бывает.
— Пива не бывает, — вздохнул Петрович, — моча коровья, а не пиво. Приятель в Большой Мир ходил когда-то, за пивом. Вкусное было. А потом его двойняшку тут прихлопнули, по ошибке, как я его не пас… и кончилось пиво. Вообще, двойняшка тот был дерьмо еще то — все лез куда-то, орал, модельку у меня отбирал, говорил, что по людЯм нельзя стрелять. Тьфу. Один толк с него и был, что хорошие отношения со своим человеком имел. Говорил, что «жалко его» — будто хоть раз в своей никчемной жизни видал человека. Человек не чета ему был — решительный, с такими, как двойняшка, никогда не церемонился.
— А как его звали? — спросил Иван.
— Блин… Вот ведь. Сашка, что ли. Наверное, стал там, у вас, большой шишкой. Ладно. Устал я что-то с тобой. Пойдем спать, а с утреца ты Борьку своего искать пойдешь — может, повезет, живым дойдешь. Хотя… ведь сюда сам попал — значит, и обратно сам должон уметь… Тебе главное вспомнить, как все это делается — и усе.
— Понимаешь, Петрович, — сказал Иван, проникновенно глядя в глаза старика, — сюда я попал, в некотором роде, в бессознательном состоянии, по голове меня стукнули, понимаешь? Если здесь меня стукнут по голове — вот ты, например, — то я не уверен, что не очнусь на том свете. Улавливаешь ситуацию?
— Ишь ты, щенок, — сказал, ухмыляясь, Петрович, — двойняшка, а туда же, в нормальные люди лезет. Впрочем, что-то от человека в тебе, пожалуй, присутствует, я даже не удивлюсь, если тебе удастся дойти живым до конца этого квартала. Ладно, расстрогал ты меня. Держи.