Город Драконов

Лефтрин уставился на него. Слова парня поразили его. Рапскаль произнес их совершенно искренне, без вызова. «О чем ты говоришь? О том что ты хотел превратиться в пускающего слюни идиота? Вечно блуждающего по воспоминаниям древних, в то время, как собственное тело теряет контроль над собой? Стать дряхлой обузой для всех кто тебя любит или умереть от голода в собственных испражнениях, когда все покинут тебя из-за твоего эгоизма? А так и случится, знаешь-ли.»

Он описал смерть человек утонувшего в воспоминаниях так жестко как только смог. Парня нужно уговорить не возвращаться к наслаждению прошлым которое ему не принадлежит. «Тонуть в воспоминаниях» — так называли это в Дождевых Чащобах. Сейчас это случалось не так часто как тогда когда города старших были только найдены, но все еще случалось, и чаще всего с юношами вроде Рапскаля. Соблазн прикоснуться к стенам и статуям из камня памяти был велик. Жизнь в Дождевых Чащобах уже не была такой суровой как когда-то, но ни один житель Дождевых Чащоб не жил столь роскошной и богатой жизнью, как та что была записана в камнях города.

Как только парень обнаруживал одно из таких воспоминаний, соблазн снова и снова возвращаться к сну сохраненных воспоминаний о пирах, музыке и любви, для многих оказывался слишком велик, чтобы устоять. Предоставленные сами себе, они буквально тонули в воспоминаниях, забыв о собственной жизни и нуждах своих реальных тел, ради удовольствий города и цивилизации не существующих больше.

Лефтрин понимал это притяжение. Почти каждый авантюрного склада парнишка из Дождевых чащоб хоть раз попробовал погрузиться в воспоминания. Тайные сведения о том где спрятаны самые лучшие и самые сильные воспоминания передавались из уст в уста, от поколения к поколению. Вдруг на него нахлынули воспоминания о резьбе по камню памяти в почти не использовавшемся проходе города старших, похороненного под Трехогом. Прикоснувшись рукой можно было посетить роскошный банкет, сопровождаемый прекрасным музыкальным концертом старших. Ходили слухи о другой резьбе, хранившей воспоминания о могучих сексуальных состязаниях. Много лет назад, совет торговцев Дождевых Чащоб принял решение разрушить их, так как слишком много молодых людей поддались их притяжению. Даже рассказывать о них запрещалось.

Наблюдая сейчас за Рапскалем он задумался, что же тот обнаружил прикоснувшись к статуе. Что за воспоминания хранит эта статуя и как сильно будет их притяжение, когда слухи дойдут до других хранителей? Он представил что ему придется сказать Элис о том что статуя должна быть разрушена, а затем представил как трудно будет разбить ее на куски. Старшие строили на века. Ничто из созданного ими не сдавалось легко ни природе ни человеку. Уничтожение статуи займет дни, а может и недели. И это будет опасная работа. Для тех кто был чувствителен к камню памяти, опасно даже легкое прикосновение. Даже вдыхание пыли может иметь серьезные последствия.

— Что ты нашел в этой статуе, парень? Это стоит того чтобы оставить собственную жизнь ради этого?

Рапскаль улыбнулся. «Капитан, тебе не стоит так волноваться. Я знаю что делаю. Это то что я должен сделать. То что старшие делали всегда. Для этого воспоминания были сохранены. Мне это не повредит. Это сделает меня тем, кем я должен стать.»

Сердце Лефтрина падало все глубже с каждым уверенным заявлением мальчика. Он уже говорил как незнакомец, совсем не так, как привычный непоседливый Рапскаль. Как его могло затянуть так быстро? Лефтрин заговорил строго: — «Так это видится тебе, хранитель. Так это виделось многим до тебя, а когда они погрузились слишком глубоко и не смогли вернуться, было уже слишком поздно, чтобы еще раз об этом подумать. Я знаю это притяжение, Рапскаль. Когда-то и я был молод. Я положил руку на камень памяти и меня захватило.»

«Правда?» — Рапскаль склонил голову когда обратился к Лефтрину. В угасающем свете заката тот не смог различить выражение спокойных глаз мальчика. Было ли это сомнение? Или даже снисхождение? «Может и правда,» — продолжил Рапскаль мягко. «Но для тебя это было не так. Это было как чтение чужого дневника.» Он поднял глаза и широко улыбнулся. «А вот и она, моя красавица, моя дорогая, мое алое чудо!»

Красная драконица замедлилась хлопая широко распахнутыми крыльями, легко опустилась и замерла, приземлившись в нескольких шагах от них. Ее мерцающие глаза закружились от удовольствия при словах мальчика.

«Твоя очередь,» — сказал он Лефтрину улыбаясь.

Лефтрин не улыбнулся в ответ. «Нет, твоя. Отправь за мной своего дракона. Я не хочу оставлять тебя наедине с этой статуей.»