Завершая свой медленный обход театра, она остановилась еще раз, глядя вниз на сцену. Как этот задокументировать? Или объяснить? Зачем суетиться? Через год или два, с каждой из статуй было бы покончено, их отделят от компании и вывезут, чтобы продать на торгах в Бингтауне. Она покачала головой, но не смогла очистить ее от мрачных мыслей.
— Мне жаль, — сказала она им тихо, — так жаль.
Когда она повернулась, чтобы уйти, она заметила блеск чего-то на полу. Она потерла его ботинком, обвязанным тряпкой, обнажая серебряную пластинку, шириной с ее руку. Она опустилась на колени, стягивая с руки изношенную перчатку, и рукой протерла ее от пыли. Но при прикосновении ее рук, серебристая полоска ожила. Свет от ее прикосновения помчался во всех направлениях, ленты его разбегались от места, где она стояла, выделяя контуром проходы и поднимаясь по стенам, чтобы взять далекое верхнее окно в рамку сложный моток серебристо мерцающего света.
— Джидзин, — сказала она тихо, почти спокойно. — Я видела его раньше, металл, который сияет при прикосновении. Его было много в Трехоге.
Но она сомневалась, что он был такой же. Этот был совершенно целый и работающий. Она оставалась наклоненной, прикасаясь к полосе, и с удивлением глядя вверх на серебряный свет, пробудивший древний зал для развлечений. Она почти ожидала музыки, которая предваряла начало представления.
Каждый волосок на ее теле поднялся, когда заиграла призрачная музыка. Она была слабой и далекой, но безошибочно веселой. Весело трубила труба и некий струнный инструмент следовал за ней, нота за нотой. И тогда статуи начали двигаться. Головы закивали в такт музыке, метелка для пыли стала дирижерской палочкой, две девушки задвигались в унисон, шаг вперед, шаг назад. Элис всхлипнула от ужаса, когда они ожили. Она попыталась овладеть собственными ногами, но вместо этого опустилась на пол.
— Нет, — прошептала она в агонии страха.
Но статуи не приближались. Играла музыка, они двигались, время от времени кивая, кротко взмахивая руками, улыбаясь, но глаза были невидящие. Пока она смотрела, музыка начала запинаться, жесты статуи стали более неуверенными и эпизодическими, а затем когда музыка разрушилась и неравномерно дрогнула, вздрогнули и остановились статуи. Музыка прекратилась и серебристое сияние джидзина медленно погасло. Одновременно с единственным источником света в большом зале, шедшим с дальней вершины стеклянного купола замерли и статуи.
Элис сидела на полу, осторожно раскачиваясь.
— Я это видела. Это было реально, — уверяла она сама себя. И в то же время, она знала, говоря эти слова, что она была последним человеком, который видел этот вид магии Старших.
Снаружи прекратился дождь. Ветер был холодный, но он гнал облака, освобождая солнце и дополнительный свет был очень желателен. Элис плотнее запахнулась в мокрый плащ, но ветер находил любую брешь и сжимал ее, будто касаясь зябкими руками. Она поспешила вдоль, потом свернули на боковую улицу, чтобы защитить себя от прямых толчков ветра. Она вздрогнула, когда ворон вдруг неодобрительно каркнул и поднял с карниза здания, чтобы улететь. Здесь, если подойти к передней части здания, можно было найти укрытие и слабый солнечный свет даже давал призрак тепла.
Она натянула перчатки обратно пока шла. Когда же она последний раз чувствовала тепло? Ответ пришел быстро: в ночь перед тем, как Лефтрин уехал, чтобы вернуться в Кассарик. Она размышляла где он был на реке, и как прошедшие шторма повлияли на судоходность. Он уверял ее, что поездка вниз по течению будет значительно быстрее, чем была вверх и что мелководий, которые замедлили их продвижение и целыми днями мешали им, больше не будет.
— Все что нам надо будет сделать это следовать по сильному течению вниз, там нет никаких ловушек. И если у нас будут сомнения, что ж, я просто доверюсь Смоляному и он найдет путь для нас. Поверь мне. И если ты не доверяешь мне, доверься моему кораблю! Он охраняет поколение за поколением моей семьи от этой реки.
И ей пришлось поверить, обоим ее капитану и его живому кораблю. Но ей хотелось. чтобы Лефтрин был здесь. Она так же ждала его возвращения как и страшилась что с его возвращением дни этой неприкосновенности города будут сочтены. Чувство вины пронзило ее. Там была работа, огромный объем работы. Короткий зимний день проходил быстро и ей пришлось вернуться и ждать дракона до захода солнца.
Она быстро прошла мимо двух зданий, которые стали жертвами времени или землетрясения, или, возможно, и того и другого. Умирающая улица.
Продрогшая и голодная, Элис решила найти укрытие, в котором сможет съесть обед. У нее были полоски высушенного копченого мяса в пакете и маленькая бутылка воды. Простая еда, но ее наполнился слюной при мысли об этом. Однако, что бы она отдала за чашку горячего чая, приправленного корицей и подслащенную медом. И некоторые из этих жирных сосисок в тесте, которые продавали уличные торговцы в Бингтауне! Трубочки из слоеного теста, жирные и с коричневыми краями, набитые пряной колбасой и луком с шалфеем.