Город драконов. Книга третья

Моя улыбка в первое мгновение была понята превратно, но затем все поняли, что у подобного поведения явно есть причина, и это едва не привело к катастрофе – но профессор Наруа быстро и незаметно убрал руку, так что, когда все уставились на него, он стоял с самым невинным видом абсолютно безгрешного дитя, на которое вдруг воззрились с несправедливым подозрением. Однако его невинному выражению лица никто не поверил – миссис Макстон на всякий случай проверила пуговицы на груди, мистер Уоллан молча передвинул миссис Макстон, встав между ней и заметно помрачневшим профессором Наруа, мистер Илнер и мистер Оннер очень выразительно посмотрели на мага, и только Бетси едва слышно прошептала:

– Мисс Ваерти, а давайте их всех зарежем ко всем чертям! Или отравим. А может, вы какое заклинание хорошее знаете? Чтобы так раз и сдыхали они мучительно и долго?

Да, кажется, все мы были готовы создать и пополнить ряды сообщества «Смерть драконам».

– Или вот, – продолжила Бетси, – есть вариант лучше – давайте вы приворожите лорда Арнела, выйдете за него замуж, а уже потом мы с миссис Макстон с этими сами разберемся.

Ах да, приворот. Мне еще нужно было снять приворот лорда Давернетти, и, зная этого дракона, процесс снятия легким явно не будет.

В этот момент в комнате, которую радостно прослушивали мои домочадцы, прозвучало тихое:

– Восемь, матушка уже должна была закурить…

И я невольно сложила руки на груди, пытаясь одновременно и эмоционально отгородиться от ситуации, и в то же время сдержать собственный порыв залепить пощечину леди Арнел за то, что пыталась отравить свекровь. За то, что когда-то точно так же пыталась отравить брата. За… Мне нужно как-то перестать об этом думать.

И не мне одной.

Четыре года назад леди Беллатрикс Арнел, урожденная Стентон, появилась во внеурочное время – время на часах близилось к полуночи, но о каких условностях может идти речь, если дело касается близких родственников. Мистер Уоллан, естественно, открыл дверь и впустил гостью, а затем спустился в лабораторию, где мы с профессором Стентоном корпели над очередным научным изысканием, и первой реакцией моего учителя и наставника стала тревога. Именно тревога. Мгновенно оставив все как есть, он поспешил покинуть подвал, практически бегом взбежав по ступеням. Он беспокоился о сестре, и его можно было понять.

Непонятны стали последующие события.

Профессор вернулся в лабораторию в состоянии почти бешенства. Его глаза горели яростью, лицо пошло пятнами, словно одновременно профессор испытывал и гнев, и стыд, руки дрожали. Несколько секунд он стоял, опираясь о стол подрагивающими ладонями, и смотрел в одну точку ничего не видящим взглядом. Затем произнес слова, которые мне суждено было запомнить, боюсь, на всю жизнь: «Анабель, на сегодня все, идите отдыхать. Надеюсь, вы простите мне некоторое пренебрежение вашим обществом и отужинаете в одиночестве».

В ту страшную ночь профессора спасло лишь одно – я не послушалась.

Обычно лорд Стентон был крайне требователен, и я следовала указаниям неукоснительно, но в ту ночь он оказался слишком обеспокоен и, как следствие, довольно беспечен, а потому покинул лабораторию, не деактивировав защитные заклинания. А потому я взяла на себя завершение всех процессов в лаборатории. «Potest!», «Potest!», «Potest!». Заклинание за заклинанием, и одновременно с этим отметки на колбах, выключение горелок и улыбка вошедшей миссис Макстон. Наша почтенная домоправительница, даже пребывая в глубоком сне, а ложилась она по обыкновению к девяти, всегда невероятным образом доподлинно знала, ужинали мы с профессором или нет. Вот и в тот вечер, поправляя ночной чепец и кутаясь в теплый платок, миссис Макстон спустилась, несмотря на всю свою нелюбовь к подземной лаборатории, и сообщила, что чай уже ожидает меня на кухне, как и подогретый пирог. Я кивнула, продемонстрировав, что услышала, и продолжила завершение действия заклинаний. Много позже, когда поднялась в дом и прошла на кухню, обнаружила, что мистер Оннер уже проснулся и вымешивает тесто, соответственно, на часах должно было быть уже около четырех утра, но было всего два часа ночи. Неожиданно это вселило неясное чувство тревоги. Когда проживаешь с людьми в одном доме несколько лет, невольно начинаешь отмечать отклонения в их привычках и поведении, так вот, мы все знали – если мистер Оннер начал месить тесто ранее чем в четыре утра, значит, он пребывает не в самом лучшем расположении духа и пытается успокоиться, не прибегая к таким кардинальным мерам, как стакан виски.