Кузнеца Давида знает весь гарнизон. Его дом — первый в пристройке к хорошо защищенной крепости, стоящей на Перекрёстке Судьбы. Его многочисленная родня служит в гарнизоне не одно поколение. Его сыновья обучаются внутреннему Уставу гарнизона, кузнчному делу, а по вечерам проходят обучение в школе, изучая Законы и каллиграфию.
Вся семья была при деле. Одни обучали премудростям Торы, другие военному искусству, кто-то работал на соляных копях, иные — в гончарне или кузнице.
Женское население в пустошь не допускалось, но на хозяйственном дворе крепости трудились наёмные работницы, женщины и юные девушки, которые обстирывали гарнизон, пекли хлебные лепёшки и занимались уходом за хворыми в больничном крыле крепости.
В семье кузнеца было пять взрослых дочерей. Все они жили со своими семьями вне стен крепости, в палаточном городке, сразу же за базарной площадью. С ними жила мать, красавица Эстер. В свои пятьдесят она была по-прежнему привлекательна и желанна Давиду. Любовь к ней он переносил на мальчишек, наблюдая в них её черты. Бывало, супруги не виделись месяцами, но тем жарче были свидания, и страстнее ночи.
При кузнице, за стенами крепости, вместе с Давидом жили их мальчики, трое сыновей-погодок. Отец души не чаял в мальчишках, называя своими последышами. После экзамена, отец обещал устроить им отпуск на недельку. Он лепил из сыновей мужчин, с детства приучая любить Бога, уважать ремесло, и проявлять заботу о матери. Они выросли в настоящих мужчин, и мать была для них олицетворением мира света, любви и нежности.
С тринадцатилетнего возраста, когда мальчики становятся мужчинами, начали они своё обучение в кузнице. Первым — Нафтали. Через год к ним присоединился Ханаан, и ещё годом позже — Иуда. Отец обучал их ковать оружие, и владеть им. Теперь Давид решил передать своё дело в руки сынов. Для того и устроил этот экзамен.
К тридцати годам, первенец Давида Нафтали стал отличным кузнецом. И может быть, он не так хорошо владел мечом, как его братья, но зато его руке была послушна не только Дамасская сталь, но и перо. После работы в кузнице, он тайком забегал в палаточный город, к матери, где выпивал горшок молока, выслушивал городские новости, брал свой сундучок с письменными принадлежностями и, поцеловав мать, убегал в школу. Секретная школа находилась за внутренними воротами крепости. В ней и проходил трёхлетнюю подготовку Нафтали, готовясь к посвящению в тайный Союз Детей Света.
Военной науке он предпочитал книги, высказывания великих мудрецов и пророков. На уровне осязаемом он ощущал с ними связь, и старался всячески походить на своих учителей. Он льнул к гарнизонному священнику Моше, который был его наставником и давнишним боевым другом отца. Учитель приблизил к себе бойкого мальчишку за его пытливый и острый ум. Они подолгу беседовали, и не только в классах. Говорили обо всём. И о Дне посвящения тоже.
Двери кузницы распахнулись внезапно, и на пороге появился римский центурион. Он отыскал взглядом Давида и поприветствовал его на римский манер.
— Что нового, мастер Давид? — спросил он. — Как заказ?
— Заказ готов, — сказал кузнец.
— Прекрасно! — Загрохотал центурион. — Распорядитесь загрузить готовые наконечники для стрел и пик на повозку. Давид подал сыновьям знак, и те распахнули ворота, вывозя из кузницы железо двумя деревянными тачками. У ворот их поджидала упряжка с ослом, рядом с которой крутились двое спешившихся всадников. Их кони ели овёс.
— Мастер Давид, — окликнул кузнеца римлянин, — Как обстоят дела с моей просьбой? Что-то необычное…
— Я подыщу к следующему разу, — пообещал Давид.
— Другая оказия будет не скоро, — настаивал центурион, — разве что получим приказ разнести это осиное гнездо в Тартарары. — Расхохотался он своей шутке, входя следом за Давидом в кузницу. — Отчёт о том, что половина оружия заказанного тебе, к использованию не пригодна, составлен моим предшественником. Но он ещё находится в канцелярии. И лояльное отношение властей к тебе будет зависеть от того, отправлю я его, или несколько попридержу. Правда — это всё, чем могу быть тебе полезным, друг мой.
И тут, взор центуриона, привлекло сияние. Луч солнца попал на узор из драгоценных камней, и вспыхнул.
— Что это? — Воскликнул центурион, подбегая к сиянию, которое исходило от меча, сработанного руками Нафтали. Его рукоять, сделанная из отборного рога, была искуснейшей формы. Горящий узор бродил переливами по золоту, серебру, и драгоценным каменьям. Затаив дыхание, центурион взялся за рукоять, и, обнажив клинок, зажмурился. Он долго держал его в вытянутой руке и придирчиво рассматривал. Мечь-секира был безупречен. Лезвие напоминало личное зеркало и крепилось с двух сторон колосками из чистого золота. По направлению к острию пробегали два ровных углубления.
Римлянин зашевелил губами:
— Длина — локоть с половиной, ширина — четыре пальца, выпуклая часть — четыре больших пальца. И четыре ладони до выпуклой части… ножка… туда — сюда… пять ладоней… Я беру его! — Через плечо крикнул центурион, любуясь мечом.