Город грехов (СИ)

Зак наблюдал за организованной им же церемонией совершенно спокойно, только чуть хмурил брови время от времени. Бекки сидела рядом и ободряюще сжимала его пальцы. Он был ей благодарен уже за то, что пришла, но дело в том, что в поддержке Грант не нуждался. Совершенно. Что может чувствовать человек, закапывающий отца, которого ненавидел каждой клеточкой души? Вот именно, что ничего. Только удивление: неужели это правда, случилось, неужели самый сильный и властный мужчина, каких только могла носить земля, мертв? До сих пор не верилось, до сих пор казалось, что это огромная глупая театральная постановка. Что сейчас Зет встанет из своего деревянного ящика, рявкнет «Что это за сборище?», закурит сигару и пойдет строить своих капитанов…

Но время шло. А отец все не вставал. Удивление Зака медленно и верно сменялось, наконец, осознанием. Это не шутка. Впрочем, он понимал, что мать не врала ему ни в чем, когда появилась на пороге крохотного домика в лесу.

За грубым дубовым столом повисло тягостное молчание. Заваренный Ребеккой чай давно остыл, а Грета снова закрыла лицо руками, закончив свой рассказ. С самого начала, открыв сыну все карты. И теперь только ждала его реакции, которой, почему-то, не было.

— Зак, я… Знаю, что, возможно, была не права, — осторожно попыталась говорить миссис Грант, внимательно следя за абсолютно застывшим лицом Зака, — Да, я теперь преступница, и меня, наверное, посадят в тюрьму… Но для меня важней то, что теперь ты свободен.

— Никто тебя не посадит, — резко оборвал ее Грант, сам удивляясь ледяному тону. Лежащие на столе стиснутые кулаки тут же накрыли маленькие теплые ладошки Бекки, посылая такое нужное сейчас тепло. Возможно, только это не дало ему сорваться.

Черт возьми, его мать пристрелила его папашу. Да еще и при свидетельнице. Да еще и… блядь, да она приказала убить четверых людей. И позволила ему прикончить тех двоих, прекрасно зная все. Грудь разрывало от противоречия: вбитые с пеленок законы Змей сражались со здравым смыслом и привязанностью к человеку, который до недавнего времени был единственной его поддержкой.

— Отдашь меня Змеям? — понимающе кивнула Грета, нисколько не собираясь противиться любому решению. Глаза наполнились слезами, и она всхлипнула, — Я понимаю, правда. Хочу только, чтобы ты не держал на меня зла. Прости… Если сможешь.

Заккари смотрел в родные глаза, потихоньку начиная принимать все сказанное. Не было никакой обиды на мать: ее мотивы написаны на лице также ясно, как искреннее раскаяние. Но как теперь ее защитить? Вздохнув, он встал и подошел к Грете, нервно дернувшейся от скрипнувшего стула. Положил руку ей на плечо и заверил в первую очередь себя самого:

— Все будет хорошо.

Он просчитал все. Скрыть реальную причину смерти Зета пришлось и от Змей, благо, никто не успел застать ту картину, какую увидели тем злосчастным утром в особняке Грантов Зак и Бекки. Грету предусмотрительно отправили подальше оттуда, чтобы не провоцировать Стоун. Но эта предосторожность оказалась лишней. Потому как Лили весь остаток ночи провела у ног покойника, так ни разу и не шелохнувшись. Оторвать ее от останков оказалось довольно непросто. Она истерически билась и царапалась, не давая вытащить себя из кабинета. Только когда Бекки догадалась влить ей разом полбутылки виски, Стоун обмякла и позволила уложить ее в постель. Зак со страхом ждал, что когда она проснется, начнется новый приступ и, вполне вероятно, желание отомстить. И тут снова пришлось сильно удивиться.

Сейчас, спустя три дня, Лили сидела на последнем ряду скамеек, закрыв лицо черной вуалью. Неназванная вдова, так никогда и не вышедшая замуж. Никаких прав ни на что. Грант изредка поглядывал на нее, все еще ожидая концерта или того, что она огласит правду о смерти Зета. Но женщина за всю церемонию не пошевелилась, оставшись черной неподвижной статуей. И не заговорила ни с кем с той самой ночи. Все три дня провела, запершись в своей комнате: Зак сомневался, что она хотя бы что-то ела.

Наконец, пришло время его речи. Распорядитель кивнул ему, и Гранту пришлось встать, теряя теплую ниточку, которую дарили руки Бекки. Он не умел говорить громких слов, а искренних у него не было. Проходя мимо гроба, вздрогнул всем телом, увидев застывшее белое лицо. Что ж, хоть в чем-то мать права: теперь они все свободны. На не до конца задвинутой крышке лежал традиционный для почивших солдат флаг, и Заккари почувствовал горечь во рту. Какое лицемерие. Хоронить его, как военного, когда во время боевых действий вся его задача была наладить в армии связи для дальнейшей преступной деятельности. Говорить, что он солдат, когда вся его заслуга перед страной в том, что обобрал ее склады с оружием… Противно. Все заученные слова испарились из головы, а новых не приходило. Но от него ждут чего-то настоящего… Где же найти хоть крупицу искренности, провожая отца в последний путь?